Это злая разумная опухоль - Питер Уоттс
Возможно, мы можем это повторить. Возможно, растущее недовольство, вызванное разоблачениями Сноудена, заставит нас поднять жопу и снова начать воспринимать информационную безопасность всерьез. Если достаточное количество людей будет пользоваться критерием видеокассеты, совершая покупки, – тогда, быть может, рыночные силы пощадят эти тупые, не подключаемые к сети устройства, которые не хакнуть сайлонам. Может, эти устройства даже станут достаточно популярны, чтобы заработать собственный ярлык – как «ретро» или «постмодернизм».
Назовем их – Реакционной техникой.
Жемчуг перед коровами: размышления о «Бегущем по лезвию 2049»
(Блог, 9 октября 2017 года)
Я боялся этого фильма с тех пор, как услышал, что его снимают. Я ждал его с тех пор, как увидел «Прибытие». А теперь, посмотрев его, я, ну…
Не знаю, как сказать. Неудовлетворен?
Не то чтобы «Бегущий по лезвию 2049» был плохим фильмом – отнюдь. По нескольким показателям он великолепен и почти во всем заслуживает уважения. Я, например, не помню, когда в последний раз видел мейнстримный фильм, который осмеливался быть таким медленным, который задерживался на лицах и снежных пейзажах. Он почти сэйлзовский по духу, этот сиквел. В столетии, где властвуют кликбейты и видео про котиков, Вильнев снял кино для людей, способных на долговременную концентрацию внимания. (Возможно, это и объясняет, почему оно, похоже, проваливается по кассовым сборам.)
Сюжет здесь, что неудивительно, более содержательный, чем в типичном НФ-блокбастере (в нем нет ничего особенного, если сравнивать с книгами того же жанра, но в противостоянии литература/кино так было всегда). Он абсолютно великолепен в том, как выходит за пределы нынешнего фильма и тянется в прошлое, чтобы искупить грехи оригинала. Тогда, в 2019 году, Декарду хватило трех блицсвиданий и парочки дней, чтобы перейти от «как оно может не знать, что оно такое» к Самоотверженной истинной любви; как по мне, это был слабейший элемент первого фильма. (Участие Рейчел в этих отношениях понять было проще; ее, в конце концов, создали так, чтобы она делала то, что ей говорят.) «2049» это исправляет – попутно рисуя своего предшественника в совершенно новом свете – нисколько не потревожив канон. Классный фокус.
Сцена секса через посредницу, контролируемого ИИ, была, по-моему, восхитительно жуткой и даже лучше аналогичной сцены из фильма «Она» (сходство с которым – явно намеренный оммаж, а не откровенное списывание). Обычные подозреваемые уже выступили с обвинениями фильма в сексизме[144] – и хотя, признаюсь, я тоже хотел бы, чтобы парочка этих двадцатиметровых голограмм была оснащена пенисами, все равно мне кажется слегка необдуманным жаловаться на объективацию в фильме, сознательно рассматривающем последствия объективации. (Конечно, всегда можно укрыться за фразой Фоз Медоуз, что «Отображение не является поддержкой, но является увековечиванием», – если вы из тех, кто готов поверить, будто «Список Шиндлера» увековечивает антисемитизм, а «Рассказ служанки» – мизогинию.)
Разумеется, визуально «2049» поражает. Даже его редкие критики это признают. Он вдохновлен эстетикой оригинального «Бегущего по лезвию», но не становится ее рабом, и каждый кадр, каждый крупный план, каждое мимолетное появление Фрэнка Синатры под стеклом совершенно прекрасны. Но при этом именно из-за визуальной режиссуры я начал испытывать первые уколы недовольства, потому что некоторые из этих элементов казались созданными исключительно ради ублажения глаз и ничего не дающими нарративу.
Вот вам пример: Ниандер Уоллес, главный злодей, слеп. Его слепота пугающе фотогенична – как и бесшумно парящие микродроны, по беспроводной связи пересылающие изображения в его мозг (мне показалось, или они выглядят в точности как уменьшенные копии инопланетных кораблей из «Прибытия»?) – но это же мужик, который владеет компанией, массово производящей людей, и у них всех, кажется, стопроцентное зрение. Что, ему парочка глазных протезов не по карману? Уоллес выбрал слепоту ради офигенных крупных планов?
И еще я думаю о танцующих сетках подводного света, что извиваются на множестве поверхностей в его логове: сетках подвижных, чарующих, гипнотизирующих. В качестве objets d’art я бы хоть сейчас спроецировал их на стены собственной гостиной – но за каким чертом Уоллес превратил полы во множестве рабочих помещений в бассейны-лягушатники? Чисто ради внешней эстетики? Или это фетиш какой-то? Подкупил Уоллес строительных инспекторов или те просто не заметили, что дизайн его офиса позволяет убить кого-нибудь, оттолкнув на полметра влево и швырнув следом включенный тостер?
К тому времени как молчаливая орда беглых репликантов возникла из радиоактивной тьмы в канализации Лас-Вегаса (редкая осечка, скорее фальшивая, чем драматичная), мои претензии с декораций начали переходить на сам сюжет. Понятно, почему секрет размножения репликантов интересует Уоллеса: он позволит увеличить скорость производства; для начальства Кея раскрытие этого секрета опасно по причинам несколько более туманным (оно каким-то необъясненным образом «может уничтожить нас»). А беглые канализационные репликанты хранят секрет потому, что способность к размножению – якобы – означает, что они больше не рабы?
Может, я и был бы более открыт для этого аргумента, если бы в реальной жизни самовоспроизводящееся поголовье никогда не являлось краеугольным камнем узаконенного рабства, но сомневаюсь. Даже если опустить сомнительный намек на то, что ты должен размножаться, чтобы быть настоящим человеком, это утверждение кажется мне абсолютно нелогичным – если только смысл не в том, чтобы тупо создать в канализации, путем животного итерирования, армию повстанцев (а это кажется очень медленным, неэффективным путем к освобождению в высокотехнологичной, выжженной дотла реальности 2049 года).
И все это плавно подводит нас к моей главной претензии к этому, нельзя не признать, прекрасному фильму: почему репликанты вообще бунтуют? Почему – тематически – «2049» настолько, черт возьми, боится рисковать?
Репликанты Ниандера Уоллеса послушны: послушны настолько, что им можно доверить выслеживание и истребление беглецов из предыдущих поколений, запрограммированных не столь хорошо (по-видимому, корпорация «Тайрелл» дошла аж до модели «Нексус-8», прежде чем количество репликантов, пошедших путем Батти, разорило их). Это допущение открывает двери для гораздо более сложных тем, чем нравоучительная и очевидная мораль, что Рабство – это плохо.
Плохо ли рабство, когда низы хотят быть порабощенными? Считать ли его вообще рабством, если оно существует по обоюдному согласию? Да, репликанты созданы, чтобы подчиняться; они не могли выбрать, какими их создадут. Делает ли это их желания менее искренними? Может ли хоть кто-то из нас выбрать, каким его создадут? Разве спроектированные желания хоть в чем-то менее ценны, чем те, что рождаются из случайных перетасовок естественного мейоза? Может, это сама природа желания делает его отвратительным, может, желание быть порабощенным настолько морально неприемлемо в принципе, что мы никогда не должны исполнять его, неважно, насколько оно искреннее? Если так, то что вы скажете сабмиссивам
