Владимир Петров-Одинец - Лабиринты Гипербореи

– Наместник, – скривила губы волшебница, словно отведала горького перца.

– Наместник чего?

Русана втайне ждала, что их посадят на слона, но вельможа вызвал паланкин, который почти бегом поднесли двенадцать мужчин, по шестеро спереди и сзади. Вычурный деревянный короб, украшенный резьбой, ярко раскрашенный, снаружи выглядел, как золушкина карета. Но внутри – ещё краше. Изумительной красоты рисунок, словно вышитый иглой на тонкой ткани – первое, что бросилось Русане в глаза.

Немного помолчав, будто взвешивая на невидимых весах «говорить – не говорить», Гера откинулась на подушки и поделилась переживаниями с обретенной ученицей:

– Мир становится хуже. Руководят людьми бесталанные и недостойные. Взять хоть этого. Он племянник махараджи, совершенно бездарен, зато заносчив. Вместо того, чтобы облегчать жизнь людям, вводит новые налоги… Представляешь, отказался прокладывать дорогу, а направил рубщиков добывать древесину. Ему, видишь ли, нужны только белый сандал, железное и хлебное дерево!

– Но вы же волшебница, – изумилась девочка. – Прикажите, и всё!

– Увы, он не подчинится. Говорю же, мир изменился. Слово волхвов мало значит для царей и воевод. Они мыслят по своему, называют себя равными богам… Ты думаешь, почему я веду храмовую жизнь?

Паланкин покачивался, за окном на смену джунглям пришли возделанные поля, а Гера рассказывала и рассказывала. Русана жадно слушала, понимая, что пасторальная жизнь арьев Затулья осталась в прошлом. Индия, в которой она так внезапно очутилась, совсем не походила на глянцевые картинки учебника истории…

Громкий крик снаружи прервал рассказ волшебницы. Перед лицом девочки со стуком возникла стрела, сорвав с окна и пришпилив к стенке расшитую шелковую занавеску. Паланкин углом упал на землю, пассажирок швырнуло вперед.

Глава 14

Старших надо уважать!

– Бурада вим вар?

Перед паланкином остановился воин в кольчуге, требовательно ударил кулаком по крыше. Вскрикнула только Русана. А Гера повела себя иначе:

– Кто-кто! – сварливо ответила волшебница. – Не видишь, женщины перед тобой, старая да малая. Нет бы, пособить, руку подать. Горлопан!

Лицо воина, который заглянул в криво стоящий паланкин, выглядело юношеским, у него даже усики едва пробились. Но зато на щеке багровел свежий шрам, от скулы сбегая к подбородку. Наверное, поэтому Русане воин показался страшным – она отшатнулась и закрылась руками:

– Ой!

– Выходи! Быстро, – повторил паренек. – И ты, бабка, не рассиживайся. Ну, вылазь, кому сказал!

Девочка выбралась на дорогу, где большой конный отряд разбирался с пленниками. А как иначе назвать толпу гостей, разряженных в цветастые одежды, которых вытащили из паланкинов и согнали в кучу? «Матрёшку» наместника глаза опознали по пестроте цветов и дородности фигуры. Он стоял перед усатым смуглым воином, который протирал бритую голову платком и словно не обращал на пленника никакого внимания. Два подручных, совсем молоденькие, как первый парнишка со шрамом, держали: один – флягу с водой, а второй – длиннющий алый шарф, собрав его на предплечье несколькими длинными волнами, почти до земли.

Наместник что-то говорил, жестикулировал, часто кланяясь. Смуглый воин принял у помощника шарф, ловко обмотал им голову, создавая чалму. Наместник продолжал кланяться, отчего громадное золотое ожерелье отвисало вниз и раскачивалось. Но никто не спешил содрать его с «матрёшки», как и серьги с браслетами. «Похоже, тут не простая банда, – немного отлегло от сердца девочки, – грабить не собираются».

– Не распускай руки, – прозвучал за спиной Русаны голос волшебницы.

– Угрожаешь? Да я тебя, – воскликнул юношеский голос и тотчас сменился стоном, как от мучительной боли.

Девочка обернулась, и успела заметить – воин толкнул Геру, но вдруг схватился за живот, повалился кулём, даже ударился о край паланкина. Его скрутило в тугой комок, лицо налилось краснотой, а шлем свалился, обнажив недавно бритую голову с коротеньким чубом на макушке. Несколько конников заметили неладное, обменялись словами, пришпорили коней. Русана поддержала волшебницу, спросила:

– Всё в порядке? Он вас не ушиб?

– Хотел.

Гера поправила складки сари на плече, проверила, не растрепалась ли прическа. Девочка помогла ей аккуратно уложить накидку, прикрыв узел волос и распрямив прозрачную ткань по плечам. Всадники приблизились, одни спешился, склонился над скорченным воином, второй надменно и грубо спросил:

– Что ты с ним сделала, старуха?

– Повежливей, а то и тебя скрючит, – ледяным голосом урезала волшебница, гордо подняв голову и выставив правую ладонь перед собой.

Этот воин оказался поумнее, или имел соответствующий опыт – он спрыгнул с коня, сложил руки в приветственном жесте:

– Намасте, – и совершенно иным тоном спросил. – Ты одна из дакини, понятно. Что он натворил?

– Да, колдунья. Учу невежу старших почитать, – нормальным голосом пояснила Гера, – коли родители не озаботились.

– Скажи, волшебница, ты маханта какого храма?

– Кали и Сурья, – многозначительно повела бровью волшебница.

Воин понимающе кивнул, спросил второго, который пробовал добиться ответа от стонущего парнишки: «Как дела?». Русана не успела прийти в себя, а события вокруг неё стремительно развивались. Кавалерия выгнала из джунглей носильщиков, которые дали дёру, бросив паланкины. Смуглый командир допросил наместника, выслушал доклады нескольких гонцов, отдал распоряжения. Тем временем Гера согласилась со странной просьбой старшего воина: «Освободи его, маханта, он не знал», сделала в сторону обидчика развязывающий жест. Совсем как тот, которым отпускала «замороженную» Русаной кобру.

Молоденький воин перестал стонать, кровь отлила от головы. Он медленно разогнулся, не веря себе, поднялся на ноги. Соратники поддержали его, опёрли на паланкин, пошлёпали по щекам:

– В порядке? На коне усидишь?

Только теперь до Русаны дошло – разговоры велись на русском языке. Ну, почти русском. И всё было понятно! Кроме некоторых слов, которые казались знакомыми, но давно забытыми по ненадобности. Это настолько поразило девочку, что та тронула Геру за плечо, прося внимания. Но тут, как назло, молоденький воин вернулся в сознание, тоже обратился к волшебнице:

– Извини, я был груб. Не сердись на меня, маханта.

Прозвучала длинная команда, воины приказали нарядным гостям забраться в паланкины, и процессия тронулась в путь. Гера с девочкой тоже уселись, причем молоденький воин предупредительно выдернул свою стрелу, снял с неё пробитую занавеску. Волшебница вернула этот разорванный шёлковый лоскуток парнишке, язвительно заметив: