Майк Резник - Черная Леди

Он скорчил рожу.

— Одним словом, вот он я, неизлечимый романтик, сижу рассказываю двум незнакомцам о том, как влюбился в призрак. Может быть, вернемся к вашей женщине из плоти и крови?

— По-моему, ваш призрак интереснее, — ответил я. — Можно еще о ней поговорить?

Он вздохнул.

— Почему нет? Вряд ли я буду выглядеть глупее, чем сейчас, даже если ляпну что-нибудь еще.

— Вы продолжаете видеть ее во сне?

— Каждую ночь.

— В ваших снах она когда-нибудь улыбалась?

Он долго с любопытством смотрел на меня, явно удивившись вопросу.

— Нет, никогда. Лицо у нее всегда печально, словно… — его голос затих.

— Словно что?

— Словно она что-то ищет. Что-то важное для нее.

— Она вам хоть раз являлась, когда вы не спали?

— Я же говорил, — сказал он раздраженно. — Это только образ женщины, которая жила не одну сотню лет назад. Нет, даже не так: это мое воспоминание о том, что в ней увидел художник.

И он с любопытством посмотрел на меня.

— Почему она вас так интересует?

— Она существует, — ответил я.

— Не может быть!

— Она живая, — повторил я. — И я думаю, что скоро она появится на Солитере.

— Это не может быть та же самая женщина, — уверенно заявил Кобринский.

— Это она.

Он вдруг рассмеялся.

— Вы еще больше сумасшедший, чем я.

— Я не сумасшедший. Я думаю, что она скоро появится здесь — а когда она явится, то я настоятельно прошу разрешить мне поговорить с ней.

— Вы ее на самом деле видели?

— Мы ее видели, — вмешался Хит.

— Наверное, просто лицо похожее, — сказал Кобринский. — Ей же получается более шестисот лет.

— Точнее, более восьми тысяч, — сказал я.

— Значит, это не может быть та же самая, — повторил Кобринский.

— Она не совсем обычная женщина, — кисло вставил Хит.

— Ни одна инопланетянка так не выглядит.

— Она и не инопланетянка.

— Значит, она не женщина и не инопланетянка. Кто же она?

— Я не знаю, — признался Хит.

Кобринский повернулся ко мне.

— А кто она, по-вашему?

— Фантом, — ответил я.

— Фантом? — повторил он.

— Она является многим на протяжении многих тысячелетий, — объяснил я. — Ее влечет к тем, кто добивается ее. Библиотечный компьютер на Дальнем Лондоне подтвердил, что следующим, кого она посетит, будете вы.

— Вашему библиотечному компьютеру пары процессоров не хватает, — заметил Кобринский. — Я никогда ее не встречал. Как я мог ее добиваться?

— Постоянно рискуя жизнью, — ответил я.

— Тогда вы ошиблись адресом. По всей галактике ведутся войны, солдаты рискуют жизнью по десять раз в день.

— Ее влечет к мужчинам, которые идут на смертельный риск добровольно, без мысли о вознаграждении, — продолжал я. — Солдат пойдет на риск только по приказу.

— Откуда ей знать, рисковал я жизнью или нет?

— Вы мне уже сказали, что сами думали, что она как-то узнает об этом, — ответил я. — Вы были правы.

— Но если она никогда меня не видела… — начал он и смущенно остановился.

— Она не женщина, — сказал я.

— А почему вы так интересуетесь ею? — вдруг спросил Кобринский.

— Я хочу ее кое о чем спросить.

— Если в вашей наскоро слепленной истории есть хоть капля правды, рискуйте жизнью, и она к вам придет.

— За восемь тысяч лет ее ни разу не видели с инопланетянином.

— Тогда я повторяю: почему вы так интересуетесь ею?

— Это очень трудно объяснить, — замялся я.

— Отлично. Пора кому-то кроме меня попасть в неловкое положение.

— Мне было ее видение. Я должен узнать, почему.

— Было видение? — повторил он. — Хотите сказать, как святые являются верующему?

— Может быть.

— Может быть? — повторил он. — А это как понимать?

— Это могло быть сном. Если это было видение, я должен узнать, почему из всех не-землян она выбрала меня, и чего она от меня хочет.

— А если сон?

— Тогда я буду знать, что она ко мне не приходила, и я беспрепятственно смогу совершить религиозный ритуал, который слишком долго откладывался.

— Какой ритуал? — с подозрением спросил Кобринский.

— Самоубийство.

Кобринский заморгал.

— Остаюсь при своем мнении: вы, ребята, оба спятили.

— Очень жаль, что вы так думаете, — сказал я.

— Послушайте, — Хит наклонился вперед. — Я не знаю, кто она:

Женщина, инопланетянка, телепортер или, как думает Леонардо, Мать Всего Сущего — но я знаю, что меньше двух месяцев назад она была на моем корабле, и что существует более сорока картин, голограмм и скульптур, изображающих ее, и самой старой более восьми тысячелетий. Это, во всяком случае, факты.

— Вы действительно встречались с ней? — спросил Кобринский.

— Мы оба встречались, — ответил Хит.

— Почему же вы не спросили ее о том, что хотите знать?

— У меня к ней вопросов нет, — сказал Хит. — А Леонардо в то время не знал, кто она — или не знал, та ли она, за кого он ее сейчас принимает.

— О'кей, — сказал Кобринский. — Теперь я знаю, какой интерес у него. А у вас?

Лицо Хита стало безразличной маской.

— Я просто помогаю Леонардо ее найти.

Кобринский перевел взгляд с Хита на меня и обратно.

— Вы лжете, — сказал он. Потом повернулся ко мне.

— А вы говорите правду — но вы ненормальный.

Он сделал паузу.

— А этот Венциа? Ему что от нее надо?

— Он хочет узнать, что кроется за пределами этой жизни, — ответил я.

— И он думает, она ему скажет?

— Да.

Кобринский нахмурился.

— Они что — выпустили всех сумасшедших в Олигархии и дали им мой адрес?

— Можете нам не верить, — сказал я.

— Спасибо. Я и не верю.

— Все, чего мы просим, — продолжал я — это разрешить нам остаться на Солитере, пока она появится.

— Она не появится, — ответил Кобринский.

— Надеюсь, что вы не ошибаетесь.

— Мне показалось, что вы хотели поговорить с ней.

— Я должен поговорить с ней — ответил я. — Никто не может хотеть встретиться со своим божеством.

— Так она уже божество, а не одинокая женщина, которой нравятся мужчины, пытающие судьбу?

— Я не знаю, — сказал я. — Именно это я должен выяснить. Вы разрешите нам остаться на Солитере?

— Я не даю разрешений, — сказал Кобринский. — Хотите — уезжайте, хотите — оставайтесь.

— Спасибо.

— Не за что, я всегда благоволил к сумасшедшим, — он помедлил. — Когда она появится, по-вашему?

— Не знаю.

— Ну, если после сегодняшней ночи, то лучше ей быть божеством.

— Почему? — спросил Хит.

— Потому что я балуюсь с новым вариантом моей плазменной живописи, — ответил Кобринский. — Сегодня ночью собираюсь испытать. А когда испытаю, вся эта планета останется радиоактивной на ближайшие семьдесят-восемьдесят лет.