Анна Богданец - Клуб любителей фантастики, 2004
На торжественную часть они, разумеется, не пошли, потому что Щеглу все торжества всегда были до лампочки. Водки им тоже не дали, потому что официально никакой водки не было и не предвиделось. Они нашли укромный, но неплохо освещенный уголок за декорациями к «Орлеанской деве», и Щегол спешно пролистал все шестьдесят семь эскизов, а потом неторопливо просмотрел их заново, раскладывая в ему одному понятном порядке. Потом, наконец, положил всё это на вязанки хвороста для костра Жанны д’Арк и спросил:
— Овсов, что ты видишь, когда смотришь на бабу?
— То есть? — растерялся Алексей.
— Вот я, когда смотрю на бабу, вижу себя. С ней. Глебушка Несытин видит титьки и попку. А Сёма Кержевич видит стихию — воду, огонь, ветер… А что видишь ты?
— Я, Арсеньич, когда смотрю на женщину, вижу женщину. По крайней мере, пытаюсь увидеть. И у меня это, как правило, получается. А вот теперь, извините, не получилось.
— И не могло получиться, Овсов!
— Почему? — спросил Алексей.
Щегол не стал отвечать. Аккуратно сложил эскизы и засопел — не то обиженно, не то раздраженно, — завязывая тесемки планшета, а потом вдруг спросил:
— Она у тебя что-нибудь взяла?.. — И, видя, что Алексей не понимает, переспросил: — Ну, хоть что-нибудь из этой кипы ты ей подарил?
— Да, — сказал Алексей. — Два эскиза.
— И она взяла? Оба?
— Она их сама выбрала. Я хотел оставить ей все, но она выбрала только два.
— Ого! А вот у меня она не взяла. Ни одного. Зато дала… А тебе?
— Что — мне?
— Тебе она дала?
— Что именно?
— Ты ее трахнул?
— Как… — опять растерялся Алексей. — Какое это имеет значение?
— Вот именно. Вот об этом я и толкую. Ты, Алёшка, не женщину видел, когда на нее смотрел. Ты видел богиню. И богиня у тебя и получилась.
— Может быть, вы и правы, — медленно сказал Алексей. — И даже наверняка правы. Но это ваша правота, Арсеньич. Не моя.
— Ну-ну-ну, опять обиделся. А я, между прочим, завидую тебе, Алексей Чепрак! Это ведь не каждому дано: смотреть на блудницу и видеть богиню! Гораздо проще — наоборот… Мы все очень разные, Алёшка. Вот возьми меня. Для меня весь мир — зеркало. И пишу я — только автопортреты, ты это знаешь? — Алексей кивнул. (Щеголи-хин считался мастером натюрморта, хотя писывал всё. И пейзажи, и портреты, и автопортреты, разумеется, тоже. Но каждую свою работу он называл: «Автопортрет № такой-то» — название не для выставок, а для себя и для тех немногих, кто знал об этом. Алексей знал.) — Я — самокопатель. Или, если угодно, нарциссист… А Сёма — аналитик. Физик-теоретик в живописи.
— Пижон ваш Сёма, — вставил Алексей.
— Ну и пижон, ну и что? Одно другому не мешает. Он художник, и очень своеобычный. Для него Вселенная — результат взаимодействия стихий и элементов, и он ее анализирует и разлагает. У него что ни пейзаж, то теорема, и чертовски убедительная… Саша Лунный — психолог, причем не просто психолог, а психоаналитик.
— Фрейдист?
— Во-во. Он всё видит через призму своего полового члена, у него даже паровозы — на сексуальной тяге.
— А Несытин? — спросил Алексей.
— При чём тут Глебушка? — возмутился Щегол. — Я о художниках говорю!
— А-а…
— Вот черт, совсем сбил с толку старого человека… Про кого я еще хотел сказать?.. Да шут с нами со всеми! Я к тебе подбирался. Ты, Алёша, сам хочешь быть зеркалом для Вселенной. Не разлагать ее на элементы и не искать в ней себя, а объективно отражать объективную реальность. Это — невозможно. Ты поставил перед собой невыполнимую задачу, в принципе невыполнимую. Ты романтик, Алексей Чепрак, ты живешь не в своем времени. И я тебе завидую… На! — он протянул Алексею планшет. — Доведи эту работу до конца, ладно? И пойдем, наконец, выпьем водки.
Водки Алексею хотелось, но не только водки. Больше всего ему хотелось понять, почему Лада (не Лена, не Лолита, не Лариса, а Лада, Ладушка — теперь он это знал абсолютно точно; у нее было множество других имен, начинающихся с самых разных букв алфавита, но русичи называли Ее именно так — Лада…), почему она выбрала именно эти два эскиза, первый и сорок седьмой. Два далеко не самых удачных. И даже самых не… Именно эти два Алексей никогда и ни за что не смог бы завершить. Потому что они были («Или — будут?» — ослепила догадка) завершены совсем в других веках: первый — в пятнадцатом, а сорок седьмой — в семнадцатом. И радужное платье у Нее в ногах Боттичелли изобразит не волной, а створкой раковины, а вместо книги, прислоненной к стене, Веласкес нарисует зеркало…
Рисунки Виктора ДУНЬКО
ТЕХНИКА-МОЛОДЕЖИ 11 2004
Дмитрий Лопухов
BLATELLA GERMANIOA
Асасабуро Такахаси придумал харуконпютаа. Компьютер любви. Прибор, позволяющий паре, независимо от пола, влюбиться друг в друга, нажав несколько клавиш на управляющем блоке. Генераторный модуль способствует выделению допамина, ворепинефрина и ФЭА — фенилэтиламина. До тех пор, пока влюбленные не пожелают расстаться, основной модуль будет инициировать повышенное выделение ФЭА.
Такахаси поставил любовь на научные рельсы, загрузил углем и отправил кататься от забоя к подъемнику. Гениального японца возненавидели романтики и возвели в сан божества прагматики.
Стать бы после этого Такахаси миллионером и жить на доходы от изобретения. Но нет, спокойно ему не сиделось. По простоте душевной считал Асасабуро, что ученый должен не брюхо растить, цветя на удобренной деньгами грядке, а наукой заниматься.
Быть может, стоило Такахаси изобрести, скажем, томодатиконпютаа, компьютер дружбы, но вздумал гениальный японец, вопреки здравому смыслу и экономическому спросу, сотворить…
— Blatella germanica, рыжий таракан. Искусственный разум, искусственное тело. Совершенное насекомое! — Такахаси бросил взгляд наХарухико Ямамото, президента картели кибертехнологов.
Ямамото промокнул вспотевший лоб салфеткой.
— Может, лучше опять что-нибудь с фенилзтиламинами? — осторожно поинтересовался он. — Кому нужны искусственные тараканы?
Сетеагент предсказывал Такахаси, что Ямамото обязательно задаст этот вопрос. Уважение к гению — это одно, но экономическая выгода — совсем другое.
— Всем, — убежденно ответил Такахаси. — Искусственные тараканы нужны всем. Почему их считают вредными насекомыми? Исключительно из-за того, что тараканы портят продукты, загрязняя их экскрементами, переносят на теле гнилостные бактерии. Наши насекомые будут питаться живыми особями blatella germanica, нечистотами, трупами мелких насекомых, за счет этого и будут работать. Железы, вместо отвратительно пахнущей субстанции, будут выделять антисептик. Таракан станет санитаром кухни.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});