Виктор Ночкин - Русский космос

– А есть такие подозрения? Они замышляют бегство?

– Добро бы бежали сами, – печально молвил архиерей, – но ведь неповинных мирян за собой потянут! Вот смотрите…

Указка снова запорхала по голограмме. Должно быть, архиерей что-то переключил – теперь под лучом оживали не города, а светящиеся ниточки между ними.

– Наши зонды выявили активное движение на этих маршрутах. Пока трудно сказать, куда сходятся транспортные потоки… где-то на стороне, которая сейчас темная. Должно быть, в космопорт.

– Но ведь наш флот надежно блокировал Луну?

Тут военный впервые улыбнулся. Тимур понял эту улыбку – архиерей не желает показать мирянину, как смешны его, человека невоенного, рассуждения о боевых действиях.

– Вы представляете себе, что такое «блокировать Луну»? Мы следим за поверхностью, мы снимаем показания с телезондов и трансмиттеров… но это сеть с очень крупными ячейками. К тому же не следует недооценивать противника. Безбожники изворотливы и дадалова лукавства исполнены. Однако прошу прощения, отведенное мне время истекло…

– Да-да, – диктор сразу засуетился, уронил бумажку, которую зачем-то вертел в руках. – Тогда, если позволите, последний вопрос. Скажите… я думаю, сейчас все верославные, весь Уклад молится о ниспослании победы над безбожниками. Скажите… Святые Апостолы, должно быть, тоже сейчас творят молебен? Нашим согражданам было бы, наверное, приятно сознавать, что они едины духом с…

Военный поднял ладонь – диктор тут же смолк.

– Разумеется, я не могу знать наверняка, однако полагаю, что у Апостолов, – архиерей говорил размеренно и веско, – во время трудных свершений найдутся дела. Молиться о победе… что ж, мирянам это необходимо, в этом есть верный смысл. Что же до Апостолов, то у них нет сомнений – победа достанется тому, чье дело правое пред ликом Всевечного. Разве могут быть сомнения в победе? Ни малейших!

– Да-да… – телевидовский диктор торопливо закивал, на его лице появилась чужая, словно наклеенная улыбка, а в глазах, показалось Тимуру, засветилось понимание, озарение великой правдой, снизошедшей от Апостолов, обитателей Горнего мира. И правда эта была велика, она была огромна, она не могла не напугать мирянина с его привычкой мерить все профанной, мелкой мерой.

– Если же Апостолы и молят Всевечного о чем-либо, то, думаю, о спасении душ тех, кто вступил нынче в битву. Как всегда – о спасении душ. Апостолы молят Всевечного за нас, просят о главном, просят о вечном. Что же, ответил я на вопрос?

– Да, отче, – диктор склонился, принимая благословение.

Затем камера наехала на него, показала крупным планом лицо.

– С нами был архиепископ Владигор Саруханов. Следите за выпусками новостей, ожидаются сообщения из внесфирного пространства от наших корреспондентов, следующих с верославным воинством.

Но дальше смотреть отец Карен строго запретил, погнал спать. Сказал, завтра трудный день.

Поспать Тимуру не дал Паплюх. Когда Роман – хотя и очень осторожно – потряс его за плечо, первая мысль была: «Проспал! Подъем! Боевая тревога!» – и Тим спросонок рванулся, даже полог затрещал. Тут же пришла успокаивающая мысль: «Тише, тише ты». Это Рома послал сигнал, а уже после мысленного сообщения и словами добавил:

– Тише, не дергайся. Разбудишь всех…

Тимур расслабился, полог тоже поддался, смягчил объятия.

– Почему ты одет?

На Паплюхе было боевое облачение.

– Чудак, а как бы я ходил? Магнитных тапочек у меня нет. Да и если бы встретил кого в коридоре, что бы подумали? Лунатик, подумали бы, в трусах… А с лунатиками у нас война.

Рома криво улыбался, но думы его были невеселые. Снежинка слитых разумов отсутствовала, дружина спала, а Романовы мысли Тимур осознавал, хотя и не отчетливо. Видно, без центрального разума, без отца-командира, связь слабела, отче как усилитель действовал.

– А куда ты ходил? Чего не спишь?

– Я так, думаю все, думаю… Прошелся сейчас, проверял, все ли спят.

– Ясно, спят. Я тоже спал!

– Нет, не ясно. Отец Карен умеет как-то отключаться, отгораживаться, чтоб мы его не слушали, а он нас – мог. Так что если ты его не чуешь, вовсе не значит, что командир спит. Ты это, – Роман нахмурился, – завтра постарайся об этом нашем разговоре не думать. А то вспомнишь, не ровен час, все и прознают. Не надо. Вон, Серега болтун, ему только дай повод потрепаться.

– Ладно, я постараюсь. Так чего не спишь-то? Завтра, небось, нас в патруль отправят, отдохнуть надо.

Самому Тимуру спать хотелось ужасно, глаза слипались.

– Да, завтра денек будет тот еще. Лунные города ЧОПами проутюжим, и сфира – верославная. Я-то сперва думал, нас пошлют в спокойный патруль какой-то, может, по экватору лунному, но нет, «девятка» на этой орбите остается, для пересадки будет служить, десант с транспортов в «гробы» перекидывать. Наша платформа – из новых, они больше, вместительней, и посадочные полосы современные. Я слышал, на низкие орбиты заведут «тройку», «четверку» и «шестерку». Вот их георгам и выпало следить, чтобы не удрали лунатики. Лунатики-фанатики… А мы отсюда их будем долбать.

– Долбать? Им же обещано, что мирно все…

– Мирно! Ха, – улыбка Паплюха стала еще более кривой. – Ты больше диктора в телевиде слушай. Нам в целости нужно только их энергосистему заполучить. А купола плазменными снарядами забьют, выжгут все, под корешок.

– Рома, ты что такое говоришь? – Тимур ослабил полог, осторожно сел и потер кулаками опухшие глаза. – Мы же это… в целости, чтобы миряне… И приказ – щадить…

– Ой, да брось! Щадили мы вчера энергостанцию, для этого и пилотами георгов рискнули, да еще такими ценными. Мы же эксперимент, не забывай, однако и нас не пожалели, послали с силовиками под гранаты. Да еще диверсанты, опять же, пауки эти…

– Не понимаю я, о чем ты.

– Ну так пойми: эксперимент можно и повторить. Понял? Перестреляли бы нас там, на базе, – так сделали бы новую дружину с ментальным единством. А вот если бы американы энергостанцию взорвали, другую можно и не захватить. Я поэтому тебя и хочу попросить. Насчет завтра.

– Что завтра?

– Я думаю, – теперь улыбка Паплюха стерлась, исчезла, выглядел Роман очень грустно, – завтра снова будет горячо. Американы на Луне не могут не понимать, что сейчас им совсем туго придется. Ясно же, они какую-то каверзу готовят, отчаянное что-то. Завтра будет жарко. Словом, я тебя прошу, не лезь на рожон, больше меня слушай, завтра нужно будет осторожно…

– Как – осторожно?

– Не знаю как. Пока что – не знаю. Просто слушайся меня, не лезь под огонь, будь осмотрительнее. Я-то думал, мы – эксперимент, новое оружие. Думал, нас станут очень бережно использовать, а нами – вон, дыры затыкают! «Сверхтокамак» захватить важней оказалось, чем нас сберечь.