Андрей Дай - Столица для поводыря

– Оу-у! – словно от спазма боли, взвыл любитель циркуляров. – Так вот оно как, оказывается. Но я же… Но мне же никто…

– А вы, собственно, кто таков, господин губернский секретарь, чтобы о каждой бумаге из столицы вас в известность ставить? – рыкнул я, приподнимаясь на локтях.

– Помилуйте, ваше превосходительство, – обслюнявил выцветшие губы чиновник. – Не соблаговолите ли вы…

– Не соблаговолите ли вы! – крикнул я и указал пальцем на дверь. – Отправляться составлять послание министру. И пригласить сюда господина коллежского секретаря Никифорова. Марш-марш!

Ревизор дрожащими руками собрал со стола какие-то принесенные с собой листы, коротко поклонился и просеменил к выходу. И взглянул он на меня напоследок совсем-совсем недобро.

– Э как вы с ними, Герман Густавович, – фыркнул в усы Чайковский. – Строго.

– А иначе никак, Илья Петрович. Чуть послабление дашь, так они же на шею сядут и ноги свесят. Только так и надо с ними…

– Свесят… – отсмеявшись, повторил за мной генерал. – Только ведь он, этот Лыткин, в чем-то несомненно прав. Наш с вами будущий железоделательный завод – это ведь частное дело, а требуете вы от государева человека… Не станут ли укорять вас потом, Герман Густавович, будто вы для своих, так сказать, нужд…

– Да, – вынужден был согласиться я. – Бывает такое у меня. Свое с казенным путаю. Знаю ведь, всем сердцем верю, что и завод наш, и дорога чугунная во благо всей страны будут. Не к прибылям стремлюсь – к процветанию этой чудесной страны. Так почему же губернское правление в стороне стоять должно? Почему бы и им к пользе дела не послужить? Тем более что мне доносили – Нерчинские каторжные тюрьмы ни принять всех душегубов не могут, ни работой, достойной их прегрешений, снабдить. Оттого и считаю себя вправе совместить три вещи в одном деле.

– Да-да, вы, несомненно, правы, господин губернатор, – согласился Чайковский. – Только кому, как не вам, ведомо, что они… такие вот Лыткины, совершенно иным божкам молитвы шепчут. Циркуляры, инструкции и положения – вот что для них свято. И это ежели ассигнации хруст не грянет. Тогда только нужные параграфы и находятся.

– Ну с этим Лыткиным мы и так, в порядке документооборота справимся, – хмыкнул я. – А господин Никифоров – тоже ревизор, только по обустройству этапных маршрутов. Надеюсь, он окажется более понимающим человеком.

Оказался. Как только осознал, что именно от него требовалось, так глазки масляно заблестели, так щечки порозовели, – я даже испугался, что удар человека на радостях долбанет. Так и представил крест над невысоким холмиком земли: «Ананий Ананьевич Никифоров, преставился от счастья».

Ну да бог миловал. К тому же, как выяснилось, это был еще не предел.

– И что же, ваше превосходительство, верно, и управление каторжными работами придется обустраивать?

А ведь точно! Ближайшая управа – в Иркутске, а это уже Восточно-Сибирское генерал-губернаторство. Значит, нужно будет и у себя что-то этакое создавать. Людей и так не хватает. Даже в губернском гражданском правлении штат едва ли на три четверти укомплектован. В экспедициях по госмонополиям – соляной и питейной – там лучше. Все-таки место хлебное, прикормленное. Даже писари и журналисты на мзду усадьбами обзаводиться умудряются. А вот тех же мировых посредников – господ, призванных урегулировать споры между собственниками на землю и освобожденными манифестом крестьянами, – едва ли половина от нужного количества. Во врачебной управе вообще сплошные вакансии.

Смешно было слушать стоны какого-то чинуши в столице, жаловавшегося на то, что отпрыскам хороших, но разоренных реформой фамилий не сыскать места в министерстве. Дескать, столько блестяще образованных, жаждущих послужить государю императору молодых людей приходят места искать, а вакансий и нетути. Четырнадцатым же классом их принять по закону нельзя. Еще при Николае указ вышел – все дворяне с классическим образованием на чин не ниже девятого имеют право претендовать. И, что самое отвратительное, ведь не от хорошей жизни идут. Попервости, конечно, в императорскую армию пытаются пристроиться. Да куда там. Его высокопревосходительство господин Милютин государя убедил и войска чистке подвергнуть. Да и, как ни парадоксально, при всей престижности военной карьеры жалованье младшим офицерам такое назначено, что смех один. Даже ниже, чем младшим чиновникам.

Помню еще, как этот чинуша глаза на меня выпучил, когда я порекомендовал ему этих соискателей государственной службы ко мне в Сибирь присылать. У меня-то мест свободных полно. Причем именно что девятого класса.

– Помилосердствуйте, ваше превосходительство, – услышал в ответ. – За что же их в Сибирь-то? Они же только из юношества в мужи вышли. Еще и сделать ничего не успели, а вы их сразу этак-то!

Но новую структуру при губернском правлении действительно нужно создавать. Работы в краю полно. Рук не хватает. А на востоке каторжники всякой ерундой занимаются. Деревьев любой сибирский крестьянин в разы больше срубит, чем эти бывшие студентики со взором горящим и ветром в голове. Особенно если бревна этому самому крестьянину потом достанутся.

Так что пусть лучше у меня в губернии кайлом помашут. Оно и для здоровья полезнее. Для здоровья прочих жителей империи, конечно.

Позвал Мишу и надиктовал распоряжение о назначении Анания Ананьевича исправляющим должность начальника управления каторжными работами по Томской губернии. С приказом немедленно заняться формированием штата помощников. Должность не по чину, конечно, но будет себя хорошо вести – повышу. Вплоть до девятого класса имею право. Даже без согласования с генерал-губернатором или министерством.

Чайковский успел пока придремать. Все-таки укатали сивку крутые горки. Я был больше чем уверен – генерал и домой не стал заезжать, сразу ко мне кинулся со своей радостной вестью. А по тайге да бездорожью верхом лазать и для молодых нелегко. Что уж о семидесятилетнем генерале говорить!

Зато пока Илья Петрович отдыхал, мы с Никифоровым быстренько обо всем договорились. Уже через неделю рота Томского губернского батальона отправится конвоировать сотню первых душегубов из пересылки к месту строительства нового острога неподалеку от Судженки. Стоцкий за зиму в тюрьме образцовый порядок успел навести. На каждого каторжника карточка с указанием примет, приговора и профессиональных навыков. Вот и нужно было выбрать тех злодеев, у кого руки из нужного места растут. Солдаты пока в палатках поживут, а каторжники – в землянках. Но чтобы к осени были готовы бараки на пятьсот принудительных шахтеров и сотню рабочих будущего кирпичного заводика. С забором вокруг, естественно. Ну и казармы для роты конвоя и охраны. Хорошо бы еще конюшни и усадьбу для дежурной смены в два десятка казаков. Вдруг какой-нибудь чудак найдется, решивший, будто бы сумеет пройти тайгу без оружия и припасов. Оно, конечно, медведей тоже подкармливать нужно, но не шахтерами же.