Сергей Павлов - Лунная радуга. Книга 2. Научно-фантастический роман
— Ох, Андрей, простите ради всего святого! Глупый смех… Восемь с половиной лет назад, я, будучи еще студенткой, рвалась в Сатурн-систему на медикологическую практику. Ну разве я могла в то время даже вообразить, что мне доведется выслушивать здесь жалобы пациентов на желтизну в глазах после экстрасенсорного перенапряжения, на ушибы при нечаянной левитации в полусне! На зуд после проникновения… простите, «продавливания» через листовой металл!.. Ну что я как медиколог могу в этом случае вам посоветовать? Старайтесь как можно реже проходить сквозь стены. Чаще пользуйтесь дверью, а перед употреблением не забывайте ее открывать. Или хотя бы попробуйте выбирать для «продавливания» стены не из металла!..
— Что ж, ваши рекомендации мне кажутся вполне разумными, — сказал Андрей, — я их принимаю. Правда, в мое время здесь не было стен не из металла… Вы правы, это смешно, и в следующий раз я обязательно постараюсь проникнуться юмором ситуации.
— Великое Внеземелье! Меньше всего я хотела обидеть вас!
— Верю. Скажите, Светлана, а кто еще из экзотов, кроме меня и Мефа Аганна, здесь на борту?
Светлана метнула в него быстрый взгляд. После этого долго молча смотрела в огонь — не торопилась с ответом.
— Андрей, вы были последним, кто видел Аганна.
— Вот как? Куда же он подевался с «Анарды»?…
— Лучше спросите, куда он делся вместе с «Анардой». След «Анарды» затерялся где-то среди ледяных астероидов Зоны Мрака.
— Сбежал, значит!..
— Пять лет назад в том направлении, куда Аганн угнал танкер, была зарегистрирована подозрительная вспышка. Специалисты считают, что вспышка имела характеристики термоядерного взрыва. По-видимому, это был взрыв безектора «Анарды».
Андрей поднялся. Подошел к «окну». За темными силуэтами сосен утопающего в снегу перелеска догорала багрово-дымная полоса по-северному стылого закатного зарева. Он не мог вообразить себе, что Аганна уже нет в живых. Еще труднее было вообразить, что Аганна нет в живых уже пять лет. Он не чувствовал скорби. Безусловно, он верил всему, что говорила Фролова, но эта беседа казалась ему порождением странного сна. Пять лет назад, восемь… Да, он собственными глазами видел в долине Атланта стационарный лагерь космодесантников и понимал, что создать такой лагерь за двое-трое суток невозможно; да, видел в ангаре новые «Вьюги» и знал, что таких катеров просто не было в системе Сатурна в день появления Пятна на Япете; наконец сделался страдающим очевидцем кошмарных изменений на борту «Байкала». При всем при том не мог убедить себя перенастроиться согласно сногосшибательному сдвигу времени, а когда попытался заставить — с отчаянием вдруг почувствовал в этот момент, что впервые в жизни очень близок к самой настоящей панике!.. Либо сейчас сюда войдет Грижас и с его приходом немедленно выяснится, что пилот Тобольский — наивная жертва хитро задуманной и гениально осуществленной мистификации, либо…
— Я вас понимаю, Андрей, — донеслось от камина. — Но, даже если случится чудо и сюда войдет Грижас, который не может войти, потому что летает теперь на «Тоболе», все равно эти восемь лет никуда ведь не денутся. Восемь лет четыре месяца девятнадцать суток…
Андрей уставился на виднеющийся над спинкой кресла стриженый затылок Светланы. Спросил:
— Вы умеете читать чужие мысли?
— Нет, но мне нетрудно угадывать ваше настроение. Каждое ваше движение, каждый жест, направление взгляда говорят о многом…
— Особенно когда вы сидите ко мне спиной.
Фролова не шевельнулась. Молчала, глядя в огонь.
— Извините, — сказал Андрей. — Прошу прощения, минутная слабость… Капитан «Тобола», надо полагать, Валаев?
— Валаев уже не летает.
Андрей решил, что ослышался. Переспросил:
— Как вы сказали? Валаев уже не летает?
— Вину за то, что с вами произошло, он взвалил на себя и подал в отставку. Переубедить его было невозможно. Я не сумею описать вам его состояние. Расспросите здешних десантников — кто-нибудь из них вам расскажет, с каким трудом они перехватили катер, в котором Валаев намеревался таранить поглотившее вас чудовище…
Андрей слепо сел в кресло.
— Где и… кем он теперь?
— Калуга, академический музей космонавтики. Научный сотрудник отдела истории внеземных открытий темпорологии… или чего-то в этом роде.
— Экипаж «Байкала»… в основном теперь на «Тоболе»… Был. Теперь — не знаю… Не забывайте, Андрей, ведь все это происходило более восьми лет назад.
Помолчали.
Андрей обвел помещение тоскливым взглядом. Поежился, вспомнив, как, направляясь сюда, заглядывал в командную, пилотажную и навигационную рубки.
— Скажите, Светлана, а вместе со мной и с вами хоть с десяток народу здесь наберется?
— Мне кажется, вы еще не успели созреть для общения с многочисленной группой. Иначе я уступила бы место другим заинтересованным лицам. Разведчика гурм-феномена поджидают с нетерпением чрезвычайным.
— Да, вам правильно кажется. А велика ли «многочисленная группа заинтересованных лиц»?
— На борту орбитальной базы их немного — сотни полторы…
Андрей взглянул на Светлану.
— На Япете, — продолжала она, — в три раза больше. Точное число заинтересованных лиц в районе Япета — считая, разумеется, и меня — шестьсот пятьдесят шесть.
Пытаясь скрыть замешательство, Андрей весело пошутил:
— На десяток не дотянули — было бы точное попадание в порядковый номер центрального кратера гурм-феномена.
— С вашим появлением точное попадание произошло! — подхватила Светлана. — Вы один стоите десятерых. И это по меньшей мере.
— Э-э… спасибо, конечно, но с чего вы это взяли?
— Мой брат не устает повторять, что, если Земля еще способна рожать людей вашего типа, земная цивилизация довольно уверенно может плыть и дальше под всеми парусами неоднозначного своего прогресса.
— Он меня высоко ценит, ваш брат.
— А знаете, за какие ваши два основных качества?
— Нет.
— За чувство ответственности перед миром и за верность долгу.
— Хорошие качества. Но такими качествами обладает каждый землянин.
— Заблуждаетесь.
— Должен обладать, — уточнил Андрей.
— Вот это другое дело — должен… Скажите, Андрей, а почему, когда я представилась, вы не поинтересовались, имею ли я родственное отношение к Марту Фролову?
— Избегаю задавать однотипные вопросы слишком часто.
— Слишком часто?…
— У меня такое впечатление. Ну, такое… будто я разговаривал с вашим братом трое суток назад. Его странноватый ответ удивительно свеж в моей памяти. Кстати, память у меня довольно цепкая — восьмилетний срок ей нипочем.
Светлана слабо улыбнулась:
— Я знаю, что ответил вам брат, но ему действительно надоело отвечать на этот вопрос. К тому времени в Сатурн-системе уже скопилось около десятка наших родственников и однофамильцев, а тут вдобавок и я прилетела…
— Где Март сейчас?
— На Земле. В институте Пространства-Времени он теперь правая, можно сказать, рука самого Калантарова, один из ведущих специалистов-темпорологов. А начиналось с того, что будущему темпорологу закрыли визу и предложили покинуть систему Сатурна на танкере «Аэлита», и он был вынужден это сделать. — Светлана взглянула на собеседника сбоку и пояснила: — Это когда вы не вернулись вовремя и стало ясно, что кислорода у вас больше нет.
— Понимаю. А были попытки проникнуть за мной в недра гурм-феномена?
— Были. Не счесть попыток проникнуть туда и на флаинг-машинах, и гибкими манипуляторами, и снарядами буровых установок. Разными способами пытаются зондировать внутренности темпор-объекта… прошу прощения, но именно так называют теперь гурм-феномен. До сих пор на зондаж тратится много усилий, средств, а результаты, как и предсказывал Март, очень скромные. К моменту прилета на Япет «Виверры», от разлома, о котором вы сообщали, осталась только неглубокая оплывающая нора. Космодесантники ринулись было внутрь, но буквально в нескольких метрах от входа атака захлебнулась. Начались всевозможные чудеса, и десантники отступили, пожертвовав плотно увязшим катером. Ладно хоть люди успели уйти…
— Сверхвизг? — полюбопытствовал Андрей.
— И сверхвизг, и выверт. А самое неприятное — паралич мышц, которые управляют движением глазного яблока. К счастью, это прошло.
Андрей покачал головой:
— Такого у меня с глазами не было… Ну а потом? Разлом совсем затянуло?
— Да. Собственно, с этого и началась эпоха зондирования темпор-объекта всевозможными приборами. Любой прибор из любого материала, погружаемый в тело этого чудовища с какой угодно стороны под каким угодно нажимом, проходит в толще облакоподобной массы со смехотворной скоростью: около одной двадцатой километра в год. Если поинтересуетесь длиной кабельных шлейфов самых ранних наших зондов, выяснится: за восемь с лишним лет зонды прошли в недра темпор-объекта едва на четыреста метров…
