Александр Грог - Время Бригадиров

…Как хорош летний вечер! - и звуки благородные соответствующие - он еще не испорчен воплем нерадивого путешественника, что расположился на ночлег, не замечая припорошенный костяк своего предшественника. Ой, напрасно он пожадничал и взял простое разовое сопровождалово без печати! Любой упырек, поднаторевший в казустике, докажет, что его универсальная сезонная охотничья лицензия козырем бьет эту филькину грамоту… со всеми вытекающими из клиента. Зря! Неосмотрительно! И уже готовы сторговать его пустую оболочку барышники, а ростовщики дать ссуду под аукцион, где мигом разойдется каждая мозговая косточка не ведающего о худом бедолаги…

Вечереет… Неправильная рыба новейшего времени - ляхпрострация (а в просторечии "говнодавка") - бич этих мест, вышла на охоту в шальном расчете застать запозднившегося купальщика и так натыркать ему в брюхо, что… мда, любит она оправдывать свое просторечивое название. Но это (по-чести) невинное создание всего лишь жертва своей вкусовой привязанности, оно выгоднейшим образом отличается от своей старшей сестренки, что занимается делами похуже. За чье зубастое чучело коллекционеры и аптекари когда-то давали - аж! - до осьмушки серебром. (Но мало ли что было во времена давние, когда, поднявшись всем миром, еще хватало силенок истребить у себя не только сей опыт скрещивания, но и удержать в пределах естественных границ иные порождения прокатившихся биовойн…) Теперь, распространившаяся, дневалящая в тухлых озерах, сплошь покрытых слоем плавающего кактуса, что спустил свои вонючие тонкие корни-паутины в слой донного ила, ждет своего шанса, надеется.

Ждут и колючки плавающего кактуса, растопырив в стороны свои рыболовные крючки, ожидающие отнюдь не рыбу… И рыбарь, рискнувший положиться на свой новый защитный костюм, на особую его смазку, но в азарте не рассчитавший ни расстояния, ни времени, ни жадности своего поставщика, зря грузит набедренную сеть ореховыми головастиками - не ходить ему больше за этим смачным планктоном, фантастически продлевающим потенцию и жизнь. Вскоре встанет задуматься - сколько ему той жизни? как скоро станут откусывать с него кусок за кусочком, начав с самого лакомого - того, что привел сюда. Уже подцепился к шву костюма, стерпел ожог смазки и вот-вот доберется до тела молоденький кактусеночек…

Знаете ли вы псковский лес? О, вы не знаете Псковского Леса! Славный, необыкновенный, что внезапно пошел в рост после Третьей Биологической. Туристы-экстремалы от последней экспедиции, развешанные гроздьями в верховьях реки Великой прямо над водой, чертят по ней объеденными ступнями, оставляя в гладком потоке замысловатый след - все составляет его волнующую красоту. Хорошо и звездное небо, особо если нет луны, с особой кровожадной любопытностью способной высвечивать недостатки земных декораций. При луне звезд не считают. Из зависти ли глушит своих товарок, коих по ошибке считает дальними родственницами?

Но и не всякая луна - луна. Не каждый прохожий - прохожий. Иные вовсе отношения к людям не имеют. При встрече, на "здравствуй" отвечают - "спаси себя!" и, действительно, в иных случаях приходится спасать, и уж совсем не "здоровится".

Вот напуганный до полусмерти заяц, оставляя за собой пахнущее многоточие, влетел в кусты, напоролся на сук и заорал страшно, по-человечьи, будто кричит ребенок, из которого делают пиплака на жертвенном камне. И сразу стало шумно во всех болотных и лесных концах.

Так совпало, что в этот момент и человек обнаружил - с кем "соседился" и заорал по-звериному, совсем как заяц…

Болотник, которого отвлекли от важнейшего дела (впрямую зависящего от духовного настроя) проорал страшенное и пошел выяснять - вывернуть ему паскуду-зайца наизнанку, либо того лоботряса, которому не хватило ума заночевать в другом месте. Тут нашли еще одного крайнего - обвиноватили ростовщика-вурдолака, что взялся ломить по данному случаю совсем уж безбожный процент; сам же через подставных взвинчивая ставки. Любому ясно - в такую ночь не выспишься.

Наиболее трусоватые зашептались, а не послать ли гонца к дежурному по урочищу лешаку, либо самому бригадиру (волею случая гостившего в этих местах), чтобы уладил, разрулил вопрос с принадлежностью бесхозных кормов. Но недавно выпущенный на поруки вурлак рычал свое безбожное: "Без ментов обойдемся!" Что пусть те уроды к башмачному подбору являются - "на мосла"! (Зря грешил: лешаки и бригадиры - не менты, а сплошь и рядом буддисты по образу мыслей и пищи. Лишь политика разнится с поступками: иные в ней страшны лишь по причине государственной, другие от собственной частной вспыльчивости…)

С бригадиром ли - без, с лешаком ли, но, свара затевалась нешуточная…

Но лешак был занят. Давно. Недели две. Надо знать их породу, чтобы удивиться. На какое-то путевое дело лешаку, общеизвестно, терпения хватает с час или полтора, потом начинает скучать и не столько доделывает начатое, как размышляет - что бы еще такое начать? Но этот лешак был ненормальный - думал одну ту же мысль.

Началось с того, что, заснув однажды в жаркую пору в сухом болоте; том, что примыкает к озеру Гаривцу (том самом, где карпы-наркоманы в эту пору объедают желтую пыльцу, плавающую пленкой на поверхности, и сплошное "чпок-чпок" слышно за три версты)… ООлами занимается кое-чем 5 нояьря)то сказал, будто этот ребятенок не мальчик?ь выползти, еще поискать, к чему-бы присосаться.й, не место для сна в жару, когда вызревает голубика, одновременно цветет и разносит свою дурь болотный багульник! пусть в такой же безвинный тихий вечер, как сегодня… даже крепкому на голову лешаку не следует нажираться липких ягод, давно не мытых дождем…

Неизвестно, что ему тогда грезилось, но, под безмерно раздражающее "чпок-чпок", проснулся с жутчайшей головной болью, доковылял до озера, сунул голову в воду, наорал на карпов, отчего на противоположной стороне сколько-то-там штук с испугу выпрыгнули на берег.

Вот с этой самой верхней боли и пришла ему мысль…

Посмотришь на иную голову и даже страшно делается - это какие же мысли в ней бродят - что за могучий лобище! Но голову лешака сложно заметить - самое слабое его место. Иные, поговаривают, что нет ее вовсе. Вранье! Как и то вранье, что у некоторых из лешаков она так мала, что прячут ее подмышку. Просто вековые традиции и устав требуют держать одно плечо выше другого, прикрываться им, в зависимости от того, в которую сторону бежишь - спасать уши и глаза от сучьев. Глаза удается, но вот уши не всегда - они (особо у новых лешаков - тех, кто не потомственный, а пришел в лес по контракту) полосованные, рваные, иногда ошметки висят. Только у старых природных лешаков такое безобразие редко бывает; у них плечи - ПЛЕЧИ - сосны ломятся в щепу!