Тимур Пулатов - Плавающая Евразия

- Встань, разбойник, и верни мне деньги по-доброму!

Дровосек растерянно пожал плечами, не понимая, о чем идет речь, и, устыдившись своей наготы, потянулся было за шароварами.

- Ах, ты скажешь, что не брал мой кошелек?!

Рассвирепев, всадник выхватил из-за пояса кинжал и, бросившись к дровосеку, со всего маху ударил его.

Оба они рухнули в воду, и всадник, навалившись на дровосека, еще несколько раз ударил его кинжалом. Вода, густо окрасившись кровью, понесла тело убитого, ударяя о большие камни и закручивая в глубоких воронках.

Всадник выполз на берег и стал шарить в одежде убитого. Засовывая руку и сверху и снизу, в рубашку и штанину, перетряхивая ее всю. Так и не найдя свой мешочек, всадник в сердцах выругался, швырнул одежду вслед уплывающему телу и смотрел, как поток уносит все это.

Он походил еще взад-вперед по берегу, всматриваясь между камнями, затем пошел к лошади и тяжело сел в седло. В злости ударил он лошадь, и она, прыгнув, с ходу помчалась и скрылась за скалой.

Только вода шумела, перекатывая камни и унося все дальше тело убитого.

Все случилось так быстро и неожиданно, что Мухаммед поначалу воспринял происшедшее как болезненное видение, которые нередко мучили его. Он прислонился головой к валуну и, закрыв глаза, застонал, чувствуя себя совсем разбитым и опустошенным.

"Господи, - прошептал он, - что же это было? Сон или явь? Рыбак унес кошелек с деньгами, а дровосек убит за это безвинно..."

Мухаммед открыл глаза и увидел, как на горизонте растекается свет, матовый свет, заслоняющий солнечные лучи, и на сером фоне вырисовывается лотос. Слабая волна коснулась лица Мухаммеда, принеся с собой звуки, бормотание перешло в голос, в глас, ясный, сказавший:

"И впредь будь занят своим благочестием, пророк, ибо управление царством не твое дело. Откуда тебе знать, что отец этого всадника насильно отнял тысячу динаров из денег того человека... и я отдал сыну власть над деньгами отца. А дровосек убил когда-то отца этого всадника, и я дал возможность сыну отомстить..."

Услышанное так подействовало на Мухаммеда, что он воскликнул из последних сил:

- Нет бога, кроме тебя! Хвала тебе! Ты знаешь скрытое... - Хотя ни сейчас, ни потом не задумывался над истинным смыслом обращенного к нему предостережения...

XXIV

В странном состоянии возвращался Давлятов домой после встречи со следователем. Правда, о самом рассказе Лютфи он уже не думал, вернее, решил подумать после того, как услышит весь рассказ до конца. Думал он об этом неожиданном, что выплыло сейчас как лично пережитое, далекое, до того далекое, что отделилось от него, перейдя... к другому автору. А выплыла вся эта история, случившаяся у ручья, которая прошла перед глазами Мухаммеда. Откуда это? Что? - терялся в догадках Давлятов, хотя теряться было, собственно, не из-за чего. Одно ясно: услышать историю он не мог, прочитать тоже, так что зря Давлятов с поспешностью передает авторство другому. Скорее всего, выплыла история из-за родства самого Давлятова с ветхозаветным Салихом, о котором говорит и сам Мухаммед как о пророке землетрясения - в назидание погрязшим в грехах и заблудшим... так вот, не долго терзаясь в догадках, можно предположить, что в силу этого родства Давлятов и сам мог краем глаза видеть все, что разыгралось у ручья недалеко от пещеры Хира и сейчас вдруг выплыло и взволновало его, идущего домой.

Вспомнив по дороге, что сегодня он должен переночевать в бункере На-хангова, Давлятов сник, ибо всегда мучился и не мог заснуть на чужой кровати. И сам бункер был непривычным местом, очень уж для него непривычным.

Возле дома Давлятова чувствовалось еще большее оживление. Кроме паломников, городских зевак, которые спорили, показывая на крышу и на стены его дома, Давлятов увидел еще и каких-то официальных лиц. Они ходили и измеряли длину стены, расстояние от угла до ворот и от изгиба до загиба, кто просто шагами - испытанным дедовским способом, кто стальной лентой с делениями, а кто и более тонким прибором - теодолитом на треножнике, напряженно прильнув к глазку. В прилипшем к глазку Давлятов узнал Байбутаева и сразу подумал, что где-то должен вкрадчиво ходить и академик Бабасоль. Так оно и было. Бабасоль ходил один, в стороне, о чем-то сосредоточенно размышлял, и по тому, как в забывчивости покусывал кончик пальца, чувствовалось, что обдумывает он нечто, что связано с частным и общим, с домом Давлятова и с Галактикой.

Здесь ходил и Лютфи - посредник Бюро гуманных услуг и брат следователя. Давлятов цепко всматривался в него, сравнивая с братом-следователем, и этот Лютфи показался ему мягче и изысканнее, хотя и был связан с таким Бюро, где надо быть дьяволом, чертом, шайтаном. Впрочем, черти всегда изысканны и вкрадчивы, в чем Давлятову придется вскоре убедиться.

- О, мой друг! - бросился к нему Лютфи и, подтолкнув стоящего рядом весьма вальяжного гражданина, заторопился вместе с ним к смущенному Давлятову. - Позвольте познакомить вас с уполномоченным градосове-та Сансаевым... Он специально послан председателем Адамбаевым, чтобы сообщить вам по крайней мере две приятные новости... Приступайте! - еще раз подтолкнул Лютфи вальяжного уполномоченного, и тот с ходу, деловито начал:

- Гражданин Руслан Ахметович Давлятов, если не ошибаюсь?..

- Нет, не ошибаетесь... Я только что от Лютфи... и здесь - Лютфи, неудачно пошутил Давлятов и досадливо сжал губы.

Сансаев подумал, переглянулся с Лютфи и, не приняв слова Давлятова на свой счет, продолжил:

- Рад сообщить вам, что градосовет выделил вам и вашим родным и близким квартиру со всеми удобствами, газом, горячей водой, спаренным телефоном, в доме с лифтом и мусоропроводом... чтобы обезопасить вас на случай... - Сансаев умолк, не сказав, на какой именно случай, и, снова переглянувшись с Лютфи, закончил удачно мысль, - и чтобы ваши удобства все время удобствовали...

"Такой вальяжный и говорит складно, - мелькнуло у Давлятова. - Должно быть, он чей-то незаконнорожденный сын..."

- Сейчас ваша матушка-бессребреница вместе с героем нашего времени Мелисом и принцессой Хури собирают кое-какие ценные вещи, чтобы уже сегодня перебраться... - сообщил, подойдя к ним, Байт-Курганов, свежевыбритый, благоухающий по этому случаю, ибо воспринимал все как свое кровное дело. Общественный человек.

- О, и вы здесь?! - неуместно выразился Давлятов, хотя в тот момент, когда увидел чуть поодаль от паломников вкрадчивого Бабасоля, почему-то подумал, что и Байт-Курганов непременно должен быть здесь по случаю роспуска "Комитета за свободу Мелиса". По его подозрительно серым глазам можно было догадаться, что в его уме зреет новый комитет на основе того, добровольно распущенного, с тем же штатом, с той же организационной структурой, ударный комитет...