Дж. Дэвид Нордли - «Если», 1996 № 05

— Лежите, не двигайтесь, — сказал ему синий человек.

Сначала Кейз не хотел повиноваться Синему, он желал поскорее встать. Почувствовав, что не может, понял: надо последовать совету — и расслабился. Синий быстро и уверенно провел рукой над пультом, из переборки выскользнул какой-то аппарат, подтянулся ближе, выпростал сверкающие зажимы и инструменты, извлек трубки из тела Кейза, смазал его кожу нежным кремом, отключил приборы, которые вернули Кейзу жизнь, и снял все следы их воздействия, а Кейз лежал, думая о том, на каком языке разговаривал синий человек, и почему все понятно.

Сложное оборудование исчезло. Кейз спокойно наблюдал за Синим, чье лицо, полускрытое капюшоном, ничего не выражало, но весь он, спокойный, с заложенными за спину руками, был воплощенное внимание. Он ждал.

Кейз подвигался, обнаружил, что ничего не стесняет его движений, и сел.

— Лейтенант Хардин…

Кейз зажмурился. Немыслимо давно, даже по его восприятию времени, его фамилия была Хардин.

— Меня обычно зовут Кейз, — произнес он. — А вас?

Минутное молчание, потом Синий (лица было не разглядеть, но в голосе прозвучала улыбка) сказал:

— Ответить на это непросто. Зовите меня Доктор.

«Доктор». Значение слова было понятно, но, выговаривая его, Кейз ощущал, что звуки незнакомы. «Доктор», — повторил он на своем собственном (том, старом) языке. Так было много лучше, но он видел, что Синему эти звуки ничего не говорят.

— Верно, — сказал Доктор. — Вы научились новому языку. Новому для вас, старому, как мир, для меня.

Кейз закрыл глаза. А в этом новом языке имеются слова, обозначающие тоску, возмущение, отвращение к себе? Да. Благодарность? Спасли мне жизнь… Когда умираешь в тоске, тоска умирает вместе с тобой. Умирает и мучение. А если тебя оживили, а заодно и твое мучение? Вот что было сейчас главным, а не пустое «где я?». Он на космическом корабле, который его подобрал. Чей корабль, куда направляется? И это Имело значение, но все потом…

Вопросам не было числа. А если спросят что-то у него, он будет следовать навсегда укоренившемуся правилу — давать информацию лишь в крайнем случае, да и то ограниченную.

— Вы служили на корабле «Отважный», — начал Доктор свой рассказ. Космический корабль класса «Поиск-Открытие» стартовал с Космодрома Земля-Центр с заданием исследовать рукав галактики и Провести ряд опытов в межгалактическом пространстве, в том числе испытание нового модуля, развивающего скорость большую, чем скорость света. Ошибка при конструировании вызвала ускорение, не поддающееся контролю. Катастрофа усугублялась тем, что корабль при движении стал поглощать межгалактические молекулы водорода, а это при сверхвысокой скорости вызвало увеличенный расход горючего. Единственно возможным результатом мог быть взрыв или поломка корабля. Что произошло в действительности — неизвестно, ибо к моменту катастрофы корабль был вне пределов слежения.

— Если вы уже извлекли это из моих мыслей, зачем повторять? — спросил Кейз с раздражением.

— Мы ничего не извлекали. Мы уважаем неприкосновенность личности; мысли и переживания человека — его частное дело. А то, о чем я сейчас рассказал, найдено в архиве, — спокойно возразил Доктор.

Архив. Не из картотеки, не из сохранившихся документов — из архивов.

— Сколько же мы… Когда пропал «Отважный»?

— Около тысячи двухсот лет назад.

— Не мог же я провисеть в лодке тысячу двести лет!

— Вы были мертвы.

Через некоторое время Доктор спросил:

— Вам хочется побыть одному?

— Если можно, — прошептал Кейз.

Синий человек поблек и исчез.

Джэн…

Кейз был в смятении, он даже не мог определить, что с ним происходит. Беспощадный критик в глубине сознания (мы все знаем, как он неусыпно наблюдает за нами) твердил ему: «Идиот! Сентиментальный слабак! Тебе что, было бы легче, если бы ее не стало всего лишь двести лет назад? И злишься к тому же! На кого тебе злиться?»

— На кого… — прошептал он. — На кого угодно…

Кейз огляделся, прищурился. В пустынном помещении и разбить нечего, и он изо всех сил стукнул себя кулаком по ладони. Ушибленное место заныло, а вместе с болью возникло какое-то мерзкое воспоминание — злобный смех. Смех обрел почти материальную форму. Он исходил неизвестно откуда, издевательский хохот от радости, что мышь угодила в мышеловку. Две мыши, Кейз и Джэн.

Он сделал над собой усилие — смех исчез. Он закрыл глаза и приказал себе думать о другом.

Примерно так… Сначала за ними гнались, а перед тем была посадка, а перед нею — спасательная лодка, а перед тем… перед тем было непонятное, ведь они покинули корабль в мерцающем тумане сверхскорости, но быстрее света или медленнее, кто может ответить? Аппаратуры для подобных измерений не было, да и какая аппаратура могла бы это точно зафиксировать? Электроны лились небывалым? странным потоком, графики полей и волн немыслимо искажались.

Никто в том пространстве раньше не бывал, ни на один сигнал ответа не поступало. Поговаривали, что «С» (скорость конечная) — это путь в иную Вселенную либо в неизвестную фазу пространства. Наверное, такое влечет за собой смерть и полный распад тканей, ибо все явления электробиохимии, согласно законам физики, претерпевают изменения, при которых материя и жизнь неминуемо гибнут. А было и другое мнение: феномен трансформации (массы в энергию, затем в пространство, затем во время, с пропорциональной взаимозаменяемостью) создает некую модель, и, вполне вероятно, возникает иная, неугадываемая форма жизни. Высказывалась и уверенность, что в отрыве от рукотворного чрева — космического корабля, поддерживающего жизнедеятельность, искусственную гравитацию и все остальные необходимые условия, — человек попадает в среду совершенно необычную, враждебную, опасную. Катапультирование в стратосферу, под которой девяносто пять процентов атмосферы, температурный скачок до двухсот градусов — это неминуемый смертельный исход. А что же тогда в космосе, да еще в том неизведанном пространстве, где само понятие времени искажается?

Было еще одно мнение: скорость сама по себе не основной фактор. И в те далекие дни, когда строили первые железные дороги, ученые предсказывали, что при двадцати милях в час в ушах лопнут сосуды, зрение замутится, нарушится кровообращение. И все эти рассуждения о скорости логически так же недостоверны: нет абсолютной скорости, она всегда относительна, и опасность при катапультировании в космосе лишь одна — оказаться в невесть каких немыслимых далях.

Так вот, Кейз обнаружил, что происходит в таких обстоятельствах, но не сделал при этом никаких выводов, кроме одного — можно выжить. Не ведая, что и как с ними произошло. Визг сигнала тревоги, громовой голос, подавший команду «покинуть корабль», страх, бросок к спасательной лодке. Затем корпус корабля прогнулся, отсек позади треснул и взорвался со всем, что в нем было. Кейз пробрался, сам не зная как, к запасной площадке, выкарабкался через люк над чьей-то головой; он Дергал ногами, извивался, задевал кого-то ступнями, вытягивал шею, Пытаясь разглядеть, где остальные, но ничего не увидел. Остался ли там Кто или нет, совесть его была чиста (хотя он всегда будет сокрушаться о Погибших) — автоматические контрольные приборы в его секции отключились, он свалился в спасательную лодку, за ним закрылся люк, лодка оторвалась от корабля. Сработало поле инерции, и мучительное Ускорение не чувствовалось, но невыносимо мучительным для организма был вибрационный эффект. Кейз заметил, что еще один член экипажа спасся и был, похоже, в таком же состоянии, а вообще-то Кейзу ясно запомнилось, как исчезал, вращаясь вокруг своей оси, корабль с рваной пробоиной в середине корпуса.