Анджей Земяньский - Бреслау Forever

Потому что, когда пишешь обо мне, ты описываешь самого себя, подумал Сташевский.

…Но скажу прямо, ради уверенности. Когда я пишу о вас, то описываю самого себя; если кто-то взялся за это дело и еще не сбежал или же не погиб, это знак, что он похож на меня. Совершенный сорвиголова, безнравственный, не признающий закон. Замечающий исключительно себя и остальную часть мира. Всех остальных и все остальное, пытающееся ему противостоять. А в таких ситуациях вы выдаете из себя все возможное. И платите за это, платите и платите… Жертвуя всем, чем только можно пожертвовать. Ну, ладно. Здесь как раз, кое-что для вас…

Сташевскому вспомнился другой вестерн, снятый ровно сорок лет спустя. «Unforgiven» — «Непрощенный». Он повторил про себя заглавную надпись фильма на мелодию известной песни: «Сташевский был порочным парнем, не сторонясь ни женщин, ни вина…» Что ж, бывает. Люди рождаются и с худшими недостатками.

…Вся проблема в том, что это следствие — особое. Оно всегда убивает того, кто его ведет. Ну, и в определенном смысле, мы имеем тупик. Надеюсь, что вы добыли материалы Васяка и ознакомились с ними. Хотя, это мало чего даст. Нужно задать себе вопрос: Где же тот окончательный момент, когда револьвер вытягивают из кобуры? Когда он наступит? И… готовы ли вы к нему?

Знаю, что это будет весьма неприятное переживание. Если, естественно, вы переживете. Я не сторонник теории «самовзрываний», думаю, что это какая-то неизвестная болезнь. Но питаю надежду, что в ваши времена против нее уже будет лекарство. Я не Господь Бог. Не мне предвидеть.

Во всяком случае, я считаю, что вы должны пойти на тот дворик и все почувствовать лично…

— Сумасброд! Придурок! — воскликнула Мариола, прерывая чтение вслух. Она сорвалась с места и начала кружить по балкону. Места здесь особенно не было, поэтому, чтобы вообще двигаться от перил до перил, ей приходилось дробить маленькими шажками. Со стороны все это могло бы показаться смешным, если бы не выражение ее лица.

— Да. Точно такой же, как я, — сказал Сташевский.

Глаза Мариолы обещали наступление конца света.

— Я тебя не пущу!

— Посмотрим! — Славек глянул на листок:

Несколько пустых строк.

Вы знаете, о ком я говорю?…

Снова перерыв.

Желаю успеха. Мои поздравления. Славомир Борович.

Спецавтомобиль походил на грузовик для перевозки мебели, но никакого камуфляжа на нем не было. Припаркованный на забитой другими машинами улице он ничьих подозрений не возбуждал. В средине техник кончил приклеивать маленькую видеокамеру к виску Сташевского и тщательно прикрыл ее волосами. Вторая камера находилась в перевешенной через плечо сумке, а третья еще раньше была размещена на крыше дома.

— Дешевка, — отозвался сидящий перед экранами обеспечения связи Госфман. — Бандиты сразу же сориентируются, что ведется видео-наблюдение.

— Но мы сейчас не ловим бандитов. — Сташевский подвернул рукав рубашки. Он протер кожу спиртом, после чего вонзил иглу. — Остерманн и фон Крёцки, творцы этого упырного круга смерти, давно уже мертвы.

— Так кого ты хочешь арестовать?

— Никого. Хочу узнать, что здесь за игра.

Гофман поднял отложенный Сташевским шприц.

— А это?

— Это самое сильное известное цивилизации антигистаминовое средство. Пока что в стадии исследований, в Варшаве.

— А ты, как обычно, знаешь нужного профессора, который его тебе вот так предоставил.

Сташевский мрачно усмехнулся.

— Да, как обычно, мне удалось найти нужного профессора.

— И как же ты его убедил?

— В любом учебном заведении всегда имеются свои грешки. Достаточно немного быть в теме, и у тебя будут материалы, на кого хочешь.

Гофман налил в кружку кофе из термоса. Обжигая губы, сделал несколько глотков.

— Ну ладно, — вздохнул он. — Лекарство против аллергии… Не лучше ли было надеть противогаз? Или обработать все эти чертовы цветочки углекислотным огнетушителем? Кислотой, солью, напалмом или вообще — «Agent Orange»[92]?

— Тогда, вероятнее всего, ничего не произойдет. И мы тогда ничего не узнаем.

Гофман закурил сигарету, не обращая внимания на шипение техника. В специальном автомобиле курить запрещается. Он допил свой кофе и долил в кружку снова.

— А что с Мариолой? Она всегда тебя сопровождала.

— Мы вчера поссорились.

— Сильно — сильно?

— Ммм. Она назвала меня уродом.

— Ооо… — Гофман рассмеялся. — Но это, ведь, не впервые в истории. Бедная Мариолка подключилась к компании баб, которые не могут вынести твоих сумасбродств? Похоже, у тебя таких целый батальон?

— Началось с того, что она уже не может выносить того, как я рискую жизнью. И вообще, скандал в типично бабском стиле. То есть, совершенно без стиля, плана действий и определения для себя целей, которых желаешь скандалом достичь.

Гофман пожал плечами.

— Честное слово, никак не пойму, что эти бабы в тебе находят. Как можно жить с таким сумасшедшим? А они летят на тебя, словно мошки на огонь.

— К счастью, ты не женщина.

Сташевский поднялся.

— Ну что, вроде бы все готово.

— Угу.

Славек открыл задние двери автомобиля, оборудованного специальным шлюзом, чтобы снаружи ничего не было видно; спрыгнул на мостовую.

— Контроль связи, — где-то в самой средине головы услышал он голос техника. — Камера на виске. Пошевели головой.

Сташевский огляделся по сторонам.

— ОК. Камера на сумке. Нацель на автомобиль, контрольная точка.

Славек прошел к передней части машины. Пошевелил сумкой так, чтобы техник увидел наклейку с регистрацией на ветровом стекле.

— ОК. Камера на крыше — тоже ОК. Внешний микрофон?

— Один, два, три…

— ОК. Направленный микрофон?

Сташевский поднял руку и сказал прямо в наручные часы:

— Один, два, три.

— ОК. Внешнее окружение?

Сташевский щелкнул пальцами в разных положениях.

— Тааак, полный круг. Слышу тебя четко и без помех.

— Ну вот, теперь можешь лететь на Луну, — включился Гофман. — Передавай привет Твардовскому[93], а пока что покажи-ка нам картинку в инфракрасном диапазоне. Попытайся-ка поглядеть на какую-нибудь миленькую, тепленькую дамскую попочку.

Сташевский надел темные очки и глянул на проходящую мимо женщину.

— Блин! — снова раздалось в его голове. — У нее месячные!

Теперь Славек глянул на проходящего мимо ксендза.

— Холера! А у этой — пенис!