Юрий Брайдер - Гвоздь в башке

Предложение заманчивое, — сказал грек, скрестив освободившиеся руки на груди. — Но и рискованное. Войди в наше положение, незнакомец. Мы здесь чужие. За нами следят десятки пристрастных глаз. А ты, как я понимаю, не принадлежишь к числу тех, кого славят в Вавилоне. Как бы дружба с тобой не окончилась для нас кнутом и колом.

— Если ты отвергаешь мою дружбу, так прямо и скажи, — предок сделал вид, что собирается уходить. — Я поищу кого-нибудь другого.

— Нет, почему же. Дружба вещь хорошая, — осклабился купец. — Но вот если бы для нее имелись… более весомые причины. Тогда и разговор по-другому бы пошел.

— Эту причину можно считать достаточно весомой?

Теперь на пальце Вавилонского вора красовалось уже не тоненькое колечко, а массивный перстень с янтарем, драгоценностью по тем временам не менее желанной, чем изумруд или яхонт. Я даже не заметил, когда он успел его надеть.

— Похоже, ты богат, как сам вавилонский царь, — купец лишь мельком глянул на перстень и тут же отвел взгляд в сторону. — А по виду не скажешь. Одет, как простой носильщик. В сандалиях твоих только глину месить. Благовониями давно не умащался.

— Это чужая одежда, — не стал отпираться Вавилонский вор. — В своей собственной я был бы слишком приметен.

— Я так и понял. Глаз у меня наметанный, — похвалился купец. — Можно ведь и в рубище обрядиться, а руки, которые никогда не знали труда, все равно выдадут. И волосы тоже… Они хоть и упрятаны под тюрбан, но надрезаны так, как это принято у здешних щеголей. Да и нож в рукаве тебе от меня не утаить. Ну как, спрашивается, дружить с человеком, который прячет нож в рукаве?

— Не обращай на это внимания. Нож нужен мне для самозащиты. Ведь и ты все время держишь под рукой что-то тяжелое. Если не нож, то гирьку на цепочке. Не так ли?

— Может, и так… — Купец машинально глянул под прилавок. — Но нож тебе придется сдать. На время, конечно.

— Это следует понимать так, что наша дружба состоялась? — Предок, похоже, обрадовался в душе, но чувства свои тщательно скрывал.

— Понимай как знаешь. Давно тебя ищут?

— Скорее всего с сегодняшнего утра, — ответил Вавилонский вор после некоторой заминки. И в его сознании промелькнула смутная картина: ночь, луна, мраморная колоннада, распростертое на полу тело в роскошных одеждах, обильная кровь, стекающая в фонтан.

— И долго еще будут искать?

— Пока не добудут мою голову, — беспечно ответил предок.

— Мы-то еще дивились сегодня, почему стража у всех ворот удвоена и каждого, покидающего город, проверяют так, словно похищена любимая наложница царя, — сказал купец. — А оказывается, что переполох поднялся из-за тебя.

— Предупреждаю заранее, за мою поимку объявлена награда — сообщил Вавилонский вор. — Она достаточно велика, но в любом случае за мое спасение вы получите гораздо больше.

— Если только сами спасемся, — хмыкнул купец. — Тебя хоть как зовут?

— Хишам, — ответил предок, и я даже не понял, врет он или говорит правду.

— Хишам… — задумался купец. — По-вашему это, кажется, значит «счастливчик». Подходящее имя… Хорошо, пусть будет Хишам. У нас имена тоже простые. Он — Клеодем, а я — Диномах. Оба Иониды. Стало быть, дети одного отца.

— В какую сторону лежит ваш путь? — поинтересовался Вавилонский вор.

— На запад, к Нашему морю[9].

— А потом?

— Немного поторгуем на побережье, а потом отправимся в Коринф, на родину.

Терпеть дольше я не мог. Замутив сознание предка, я заставил его задать вопрос, давно волновавший меня:

— Кто сейчас правит в Афинах?

— Царь Эгей, — ответил купец.

— А на Крите?

— Сейчас узнаем, — купец высунулся из лавки чуть ли не по пояс. — Эй, Антилох, кто правит у вас на острове?

Когда я уезжал, правил царь Минос, да продлят боги его дни и умножат потомство, — раздалось в ответ из ближайшей лавки.

Тут уж я возликовал. Вот так попадание! Прямо в яблочко. Такой шанс упускать нельзя. Даже если ради этого придется вселиться в самого дьявола.

…Затем я полностью уступил инициативу Хишаму, избрав для себя уже привычную роль стороннего наблюдателя.

Отбросив разделявшую нас пропасть лет (и, соответственно, разницу в образовании и кругозоре), следовало признать, что предок превосходит меня во всем, а особенно в умении отстаивать свои интересы. К сожалению, все его несомненные достоинства уживались с полной аморальностью и отсутствием каких-либо внутренних тормозов.

Хишам без зазрения совести брал все, что ему нравилось, и горе было тому, кто пытался этому помешать. За ним уже давно тянулся шлейф многочисленных преступлений, но самое дерзкое из них — убийство одного из приближенных царя — переполнило чашу терпения вавилонских властей.

Все подручные Хишама были схвачены и подвергнуты пыткам. В местах, где он мог появиться, ожидали засады. Вознаграждение, объявленное за его голову, могло склонить к предательству даже лучших друзей.

Эти сведения я буквально по крупицам добыл из сознания предка за те двое суток, которые он провел в глубокой сырой яме, заваленной сверху тюками с овечьей шерстью. Вместе с ним в яме обитали крысы и ядовитые насекомые.

Отказа в вине и хорошей пище не было, но спал Хишам вполглаза и нож, который ему все же удалось отстоять, всегда имел под рукой.

На третий день снаружи раздались скорбные вопли верблюдов и ржание лошадей. Началось снаряжение каравана, отправлявшегося к Средиземному морю.

После полудня в яму спустился купец — не болтливый Диномах, а молчаливый Клеодем. Пользуясь больше знаками, чем словами, он велел Хишаму опорожнить мочевой пузырь и кишечник, потом напоил каким-то горьковатым снадобьем и вывел на поверхность. Ноги предка начали заплетаться уже через полсотни шагов, а сознание отрубилось прежде, чем он увидел свет солнца. Дурман, естественно, подействовал и на меня, но не в такой мере.

Смутно помню, как тело Хишама заворачивали в ковер, переложенный изнутри толстыми бычьими шкурами (делалось это, наверное, на тот случай, если стражникам вздумается протыкать все ковры острыми спицами). Окончательно я обеспамятовал уже после того, как ковер взвалили на верблюда и началась качка, сродни той, которую я однажды уже испытал на невольничьем судне.

Таким образом, все перипетии, связанные с досмотром груза конфликтами со стражей и долгим отстоем у запертых городских ворот, миновали меня.

Очнулся Хишам (а вместе с ним и я) уже далеко за городом. Ночью, на стоянке, купцы немного развернули ковер, дабы дать беглецу вволю надышаться. Опасность еще не миновала — караван сопровождало множество всякого люду, среди которого могли оказаться и царские соглядатаи.