Николай Басов - Место отсчета

— Я убежден, лодка даст нам огромные возможности. Мы начнем осваиваться тут гораздо быстрее. Ведь столько нужно сделать — находить соседей, знакомиться, устанавливать торговлю, искать металл. Мы зимой с голоду чуть не умерли, а могли бы...

— Многие умерли, — суховато сообщила мама.

— Да, а следовало лишь поторговаться. За наш металл мы могли очень много продуктов получить.

— Торговать может только город, как целое. И это значит, контакт будет сначала дипломатическим, а уже потом торговым.

— Ну зачем так сложно? История показывает, сначала всегда шел купец, а дипломаты налаживались ездить попозже.

— Купец?

— Да, это самый простой выход. И я не понимаю, чему ты удивляешься? Коммунистов мы удалили...

— Дело не только в коммунистах, — произнесла мама. — Они, кажется, даже не главное зло.

— А что главное? — спросила Любаня своим мелодичным голоском.

Все переглянулись, ответа, убедительного ответа они еще не знали. Но мама все-таки попыталась сделать определение, правда не совсем формальное:

— Придурок, который издаст кретинское распоряжение и начнет с упорством идиота требовать его соблюдения. И даже там, где его власть не должна, не может быть применена.

— Я не совсем понимаю, — сказала Любаня. — Пока не ощущается удушающей силы каких-либо придурков, как ты говоришь...

Ого, подумал Ростик, Любаня и мама перешли на «ты». Огромный прогресс!

— Я и сама не очень понимаю, — призналась мама. — Посмотрим, как будут развиваться события.

— Но я в самом деле пока не ощущаю... — настаивала Любаня.

Она любила, чтобы ей было все ясно. Кроме того, она любила задавать вопросы. Ростик почти забыл об этой ее манере.

— Это пока их мало, — предположил Ростик, стараясь уяснить идею мамы и для себя. — А когда будет побольше и они, разумеется, абсолютно не побеспокоятся, чтобы их распоряжения как-то сопрягались между собой, тогда... Бр, даже представить противно.

Теперь Ростик, кажется, понял, что его так задело в том совещании, на котором он присутствовал утром. Отстраненное, чрезмерно холодное отношение ко всему, о чем там говорилось. И неумение признать, что почти любую проблему, стоящую перед городом, можно решить без чиновного вмешательства.

— Но ведь без управления — анархия! Или я чего-то не понимаю?

— Пока нам кажется, что это так. Но так ли это? — спросил Ростик.

— Ты говорил о лодке, — подсказала мама, отбирая у него пустую кружку.

— Верно. Потом нужно искать океан, строить флот, торговый прежде всего. Придумывать какую-то замену парусам, ведь ветры здесь не ахти, а расстояния, как сами понимаете, существенно больше, чем на Земле.

— Ты моряком хочешь стать? — удивилась Любаня. — А я считала, что глобтроттеры только по твердой суше бродят.

— На лодках много товаров не увезешь. А на кораблях...

— А пурпурные увезли. И немало. Кроме того, есть другой вариант — может, лодки нужно делать побольше?

Любаня хитренько так улыбнулась ему, Ростик не удержался и дернул ее за подбородок. Так часто делал отец, когда он был поменьше. Этого Любаня не знала, но все равно улыбнулась от удовольствия.

Мама поднялась, чтобы отнести грязную посуду на кухню.

— Как я понимаю, ты собрался стать торговцем?

— Нет, я хочу только прокладывать пути, договариваться с соседями, устанавливать условия безопасного контакта.

— Договариваться? — преувеличенно удивилась мама. — Какой из тебя договорщик? С Любаней не можешь, а туда же!

— Что значит — не могу?

— Ну и как назовете, если все обговорено? — бросила мама через плечо, уходя на кухню.

Ростик почувствовал, что стул уходит из-под него. Потому покрепче вцепился в стол и попытался выправить положение:

— Это правда?

— Она медик, — засмеялась Любаня, — она не может ошибаться.

— Значит, правда.

— Правда, — подтвердила она.

Ростик встал, на все еще нетвердых ногах подошел к окну. До завтрашнего утра непроглядная темень легла на их землю, на их город. Так бывало каждые двадцать часов, в этом не было ничего необычного. Но Ростику показалось, это не совсем обыкновенная ночь. В ней ощущалось рождение новой жизни, нового разума, человеческого сознания и человеческой души. Но рожденной уже здесь, в мире Полдневья.

— А теща знает? Вы ей сказали? — Он и сам не мог бы объяснить, почему так спросил.

Может быть, ему показалось, чем больше людей об этом узнает, тем легче это получится? И с Любаней, и с тем существом, которое теперь жило в ней.

— Да всем уже рассказали, все в курсе, — сказала, возвращаясь, мама. Она несла чайник и заварку. Компот или не компот, но вечерний ужин должен заканчиваться свежим чаем. — Ты последний узнал.

Любаня с интересом, но и с заметным опасением следила за Ростиком. Наконец спросила:

— Ты... доволен?

Ростик сел перед ней на пол, положил руку на живот. От удовольствия и наслаждения Любаня прямо засветилась. Мама только головой покачала от такого проявления любви и согласия.

Потом села, налила себе чашку, попробовала. Дотянулась до ванночки с водой, над которой в трех держалках горели лучины. Поменяла две из них на новые. Стало светлее и, конечно, уютнее.

— Мой тоже узнал, когда я на третьем месяце была, — почти заговорщически пояснила она Любане.

И что это за манера у женщин, словно они что-то такое особенное знают, подумал Ростик. И ведь ни возраст, ни приличия в этом ничуть их не сдерживают. Вот я тут сижу, а ей и невдомек, что мне может быть неудобно.

— Он полярник, — пояснил Ростик, избегая прошедшего времени. Да это было бы и неправильно, ведь он где-то, по всей видимости, жил, продолжал жить. — Вернулся из экспедиции, а маманя ему бу-бух — новость! И никакого снисхождения, что у него работа такая.

— У всех у вас работа такая, — проворчала мама.

— Верно, и ты такой же. Посмотри на мать, — встрепенулась Любаня, — на ней лица нет, а тебя все где-то носит.

— Да как же вы не понимаете, нам тут нужно обустраиваться. Следовательно...

— Да все мы понимаем, — усмехнулась мама и налила себе вторую чашечку чая. — Просто ворчим, потому что вас, — она произнесла это со значением, — всегда почему-то нет дома.

— Вот и обидно, — докончила Любаня. — Кажется, что мог бы кто-то другой...

— Нет, что ты! — вступила мама. — Это же оскорбление рода Гриневых, если кто-то другой заберется туда, куда и медведи не ходят, раньше чем эти... — она фыркнула, — глобтроттеры!

Ростик только головой покрутил. Здорово у них получалось.

— Ну, спелись две подружки.

Мама и Любаня посмотрели друг на друга и расхохотались, да так, что стол затрясся, одна из лучин выпала из своей вилки и упала в корытце с водой. Ростик запалил еще одну лучину. Дай ему сейчас волю, он бы факел запалил, чтобы получше видеть эти два самые родные в мире лица.