Дмитрий Янковский - Властелин вероятности

Кроме того, Сергей знал место, где это таинственное устройство не может ничего просчитать, поскольку человек подчиняет случайности собственной воле.

Предположению о гипотетическом вычислителе не противоречили и предсмертные слова Ирины. Она напрямую сказала об устройстве, с помощью которого нелюди управляют случайностями. Именно нелюди, она подчеркнула это. И добавила что-то о бесплотных инопланетянах. Тогда Анечка была слишком подавлена гибелью подруги, чтобы как следует испугаться, но теперь нарастающая тревога накатила на нее с новой силой. Анечка перевернулась на другой бок и представила, как армада лептонных космических крейсеров, невидимая для радаров, выходит на орбиту Земли и спокойно садится где угодно, хоть в центре большого города. А потом строится аппарат для управления случайностями, после запуска которого люди становятся марионетками в руках бесплотных пришельцев. Властелинов вероятностей.

Возможно, Сергей и прав, может, раньше заклинания на звуковых частотах особым образом настраивали психику, после чего воля мага обретала физическую силу. И можно было сквозь стену пройти без всяких лептонных преобразователей. Но теперь все, дверца захлопнулась.

«Интересно, а как выглядит устройство управления случайностями? – подумала Анечка. – И как с ним работают? Рычагами и кнопками? Или мысленно? И зачем пришельцы внедряются в тела людей?»

Вопросов было много, а вместо ответов – лишь беспочвенные догадки.

«Стоп! – мелькнула у Анечки свежая мысль. – Сергей говорил, что на могиле инженера случайности подчиняются человеческой воле. Значит, в этой точке устройство пришельцев не действует! Там или слепая зона, или какие-то помехи. Но ведь если понять природу помех, то можно понять и принцип устройства! Может, поискать следующей ночью эту могилу? Обследовать? Хотя там тьма одинаковых могил. Не найти».

Время шло, солнце поднималось все выше и выше. Где-то совсем рядом ворковали голуби. Слышалось хлопанье крыльев и царапучие шаги по железу. Внизу прогудел трамвай, лязгнул на стыках. Фыркнул автобус, в соседнем доме включили диск группы «Кино». Дунул в свисток гаишник. В воздухе повис далекий-далекий гудок теплохода.

Связка ключей давила в бок, пришлось поправить ее в кармане. Деня сгорбился в самом углу и глядел застывшим взглядом. Вампиры не спят, но все же в голове у них время от времени происходят особенные процессы. Денис называл это «укладывать файлы в башке». Тонкая полоска света подбиралась к его ноге.

Анечке вставать не хотелось. А вот есть хотелось жутко, до скрипа кишок. Одиннадцать часов. Надо было найти обменник.

– Деня! – тихо позвала она.

Вампир отреагировал сразу, в глазах появилось осмысленное выражение.

– Ку-ку! – добавила девушка. – Смотри не сгори, у тебя свет под ногой.

Денис рефлекторно подтянул ступню.

– Что-то хреново я себя чувствую, – признался он. – Мышцы как ватные.

– Я бы тоже чего-нибудь съела. Ты посиди тут, а я схожу разменяю баксы. Заодно чего-нибудь прикуплю. Интересно, можно сойти с чердака в подъезд?

– Можно, наверно. Надо люк поискать.

– Сиди, сиди. Я сама.

Она встала, кинула Денису куртку, оставила пистолет вместе с сумочкой и пошла искать люк. Нашлось два – один в первом подъезде, другой в самом конце. Ближний оказался не заперт.

– Я скоро! – махнула девушка и скрылась внизу.

Деня не ответил, экономил силы. Лезвия солнечных лучей напомнили ему лазеры в дискотеке. Только там они были холодные, неживые, а тут – как огненные бритвы. Коснешься, и в коже дыра.

Снова прогудел теплоход. Если прислушаться, можно услышать чаек, но голуби ворковали гораздо громче. Деня прикрыл глаза. Иногда он завидовал людям, что они умеют нормально спать. Или есть. Или жить. Или любить. Черт! До чего же все это сложно.

Казалось, что солнечный свет шипит, прорываясь сквозь щели.

Один раз Деня думал об этом. Встать во весь рост и в последний раз улыбнуться солнцу. Потом испугался. Вечная жизнь показалась заманчивой штукой. Даже вечное существование, если разобраться. Тоже неплохо.

В подъезде хлопнула дверь, пару раз гавкнула собака. Потянуло запахом супа из сушеных грибов. Интересно, что будет, если просто поесть по-людски? Ничего скорее всего не будет. А вкус?

Теперь он знал только восемь вкусов. Первый вкус, второй, третий, четвертый. Резус положительный, резус отрицательный. Не очень богатая палитра.

Через час солнце загнало его в самый угол. Больше отступать было некуда, да и не нужно – Деня знал, что дальше свет не пойдет. Часы показали полдень, но Анечки все еще не было. Кто-то на верхнем этаже начал играть на рояле. Без души, без ритма – просто ухал аккордами. Наверное, учился. Музыка гуляла под крышей, иногда отдаваясь дребезгом железа.

Денис начал беспокоиться. Прошло еще пятнадцать минут.

– Она что, в Америку поехала баксы менять? – буркнул он.

Губы шевелились с трудом – недостаток кислорода сказывался на подвижности мышц. Только через пару мгновений Денис понял, что говорить мешают еще и клыки. Они выдвинулись на всю длину в ожидании порции гемоглобина.

На крыше ворковали голуби. Живые, теплые. Но Деня знал – их кровь не пойдет. Нужна кровь млекопитающих, да и то в крайнем случае. На некоторое время. Нормальный кислородный баланс может дать только гемоглобин человека, макаки или свиньи.

Голуби хлопали крыльями. У них внутри мокро. Сочно. Пусть даже безвкусно и безрезультатно. Важно одно – живые. Денис попробовал встать, но нога подвернулась, и он с размаху грохнулся на четвереньки. Сразу пополз к чердачному окну. Ближе, ближе. Солнечный свет пробивал полумрак лезвиями и спицами. Один из лучей больно полоснул руку.

Рояльные аккорды били в голову, как когда-то кровь.

Кровь, кровь, кровь.

Все красное.

Свет.

Анечка торопливо перешла улицу на зеленый.

Теперь в кармане лежали двести шестьдесят рублей. Накупить еды точно хватит, а об остальном как-то не думалось.

Возле входа в гастроном сидела на асфальте женщина с годовалым малышом на руках. Грязь, вонь – все как положено. Табличка с перечислением болезней ребенка. Справка с печатью. Анечка брезгливо прошла мимо.

Дать рубль не жалко, можно было бы и десятку дать, и сотню – только бы эта тварь перестала мучить ребенка. Больной, не больной, какая разница? Что с ним будет в три года, если сейчас его, зачуханного, затравленного опиумом, чтоб не орал, каждый день таскают по улицам? Кто его научит говорить, отличать птиц от кошек, ходить, наконец? Это не ребенок уже, а средство производства. Будущий пациент психушки. Жалко. Но сделать ничего нельзя.