Александр Пересвет - Война во времени

С куда большим интересом была воспринята рыболовная сеть. Правда, настоящий энтузиазм по этому поводу арруги проявили, когда увидели результаты ловли рыбы с её помощью. Но удочка помогла тем, что после неё местным взрослым стало интересно узнать, что ещё покажет им чужой пришелец-ребёнок. И когда они с Алиной, намучившись с жёстким конским волосом, показали, как плести сетку — ой, какая она получалась корявая! — их инициативу снизу, что называется, поддержали административно.

Работа, конечно, потом та ещё была! Два дня сеть плели! Хорошо, что женщины арругов такие неприхотливые и терпеливые. Показали им, что надо делать, одобрение от ведуньи Гонув они получили — и пошли шевелить пальцами. Лишь мычали что-то распевное.

Зато потом эффект был хорош!

Сеть сплели небольшую. Но для первоначальной демонстрации её возможностей было достаточно.

Дошли до реки, нашли место возле неглубокого переката. Забили колья, закрепили сеть. Потом мальчишки отправились на двести шагов выше по течению, зашли там в реку и погнали рыбу вниз, вопя и шлёпая руками-ногами по воде.

Антону как-то папка рассказывал про такой способ рыбной ловли. Он сам в нём участвовал, в своём детстве, когда в деревню ездил, где бабушкина — его бабушки — сестра ещё жила.

Тогда, говорил отец, в деревне, откуда происходит их род, — в Рязанской области, Антон сам там не был, — мужики объединились, взяли длинную сеть, перегородили ею речку и потихоньку пошли вперёд, вверх по течению. А мальчишек, в том числе и Антонова отца, отослали метров на двести выше, чтобы те там били ногами и палками по воде и вообще всячески шумели, пугая рыбу и загоняя её в сеть.

Добычи, по словам папки, было много.

Трудно было оценить, больше ли рыбы неандертальские мальчишки пригнали к сетям, нежели отец с деревенскими, но арруги были весьма впечатлены результатами. Для них, считавших добычу рыбы уделом-тренингом для мальчишек с острогою, добыча показалась огромной. Да её три дня есть можно, порадовался один из воинов, Крокх, оставшийся за старшего. И дело даже не в количестве — мамонта и на дольше хватает, — а в той лёгкости, с которой племя оказалось обеспечено пищей. А это уже само по себе хорошая благодарность за то, что они приютили случайных беглецов из другого времени…

Так что на дальнейшие эксперименты под Антоновым руководством арруги взирали благосклонно, но сами не вмешивались. Помогали мальчишки и женщины.

И Алька, конечно.

Вот наибольшая затыка с луком и вышла.

Поначалу-то Антон считал его своим главным вкладом в будущее благосостояние арругов. Которого они заслужили вообще как хорошие люди, и в частности — как хорошие люди, спасшие его от смерти.

Арруги, правда, и без антоновой помощи голодными не выглядели. Но это сейчас, летом. А вообще его потряс ответ на вопрос, отчего так мало детей в племени и вообще нет ни одного старика. Как же, сказали ему, вот зиму назад как раз уламры в их краях появились. В другой долине. Зверя убили, распугали, стали на людей охотиться. Голод начался, от уламров уходить стали. Вот на перевалах в снегу стариков и детей и оставили…

Конечно, думал Антон потом вечером, лёжа на своей подстилке и удерживая себя от того, чтобы расчёсывать заживающие порезы на спине. Много ли с копьём навоюешь, когда вас заведомо меньше, чем врагов. Бросил копь — и нет его. А были бы луки — можно было бы от врагов массированным обстрелом отбиваться.

Да и на охоте удобно. С копьём надо к зверю близко подбираться. И промахиваться нельзя — убежит добыча. Потому и ходят вон на охоту целым коллективом — чтобы одновременно впятером в лося копья метнуть.

Это Антон, конечно, себе домыслил — и тут же самокритично признал это. Но судя по учебнику истории… Да и по тому, что Сашка как раз с группой охотников ушёл, — так оно и происходило.

И тем не менее идея лука — это оказалось тем, что неандертальцы не поддержали. Хотя, казалось бы, это же классно! — не надо подбираться к той же лошади на 10–15 метров, чтобы уверенно рассчитывать на попадание тяжёлым копьём. Пульнул издали — и иди, подбирай. Одной стрелой не убил — ничего, пусти три-четыре и дождись, пока животное кровью не истечёт. Очень технологично!

Беда была в одном. Когда Антон попытался на деле продемонстрировать преимущества лука перед копьём, получилось из этого полное позорище.

Для испытания действия нового оружия он призвал троих воинов, находившихся на тот момент в становище. Ну, и друзей своих мальчишек. Метрах в сорока растянули шкуру зайца. В неё и нужно было попасть. Опробовавший лук на паре выстрелов, он не думал, что это будет трудно. Стрелял же на даче! А тут лук был получше: поупружистей, да и тетива пожёстче, чем та дачная верёвочка.

Вышел конфуз.

Ни одна из пяти стрел не попала в цель. Да что там! — всего две-то и долетели! Из даже такой пародии на настоящий лук стрелять — это, оказывается, большого глазомера требует. И умения.

Точку в позоре поставил Грур, в целом-то относившийся к Антону с симпатией. Он взял лук и попробовал тоже из него выстрелить. Натянул.

Лук жалко треснул и сломался.

Грур улыбнулся, взял своё копьё и сходу запустил его в заячью шкуру. С тех самых сорока метров. Не напрягаясь.

И что характерно, попал.

Нет, смеяться никто не стал. Просто отнесли «лукотворение» и «лукостреляние» к мальчишеским забавам…

Уламры более приятны духам, нежели аннува. У тех вообще духи плохие, и живут они, как звери. Так что убивший уламра аннува совершает столь же тяжёлое преступление, как если бы он убил духа.

Это вида Да продолжал свой курс введения Сашки в местные расклады.

Но и уламры — не одинаково угодны духам. Только уганры им угодны. Только уганры поэтому — настоящие люди. А прочие — не очень. Можно даже сказать, не настоящие люди.

А аннува — не люди вообще. Потому что души их происходят от злых духов. Тогда как души уламров происходят от самых древних и святых духов.

Поэтому аннува — нелюдь. А уламры, кроме уганров, — не настоящие люди.

Этого Саша ухватить не мог. Несколько раз переспрашивал мудрого старца, пока не дотумкал. Это у них, у людей… Э-э, в смысле: у людей их с Алькой и Антохой времени. У них деление простое: люди и не люди. Звери, насекомые, птицы, рыбы. Даже камни. Пусть — камни. А люди — все люди. И белые, и негры, и китайцы. Люди. А у этих здесь — тройное деление. Мы — люди. Такие же, как мы — не люди. Не такие, как мы — нелюдь.

Ну, вот как если бы было, что они, русские — люди. А, скажем, немцы — уже нет. А какие-нибудь китайцы — нелюдь.

Сильно!

Хорошо, что там, дома, — не так. Все — нормальные люди. А у этих вон как. С делением.