Роман Злотников - Правило русского спецназа

Графин наполовину опустел, когда от гуся остались обглоданные кости. Иван откинулся на стуле и, отдуваясь, благодарно посмотрел на хозяйку.

— Да, если бы знать, что так кормить будут — давно бы женился.

— Ой, да есть у меня на примете дивчина, — всплеснула руками Оксана, — ладная, гладкая, а уж готовит…

— Так, Ксюш — осадил жену Емельян, — ты ему мозги не забивай. Чаем угощай, да поговорить нам надо бы. К тому же он всего на неделю прибыл. Некогда ему женихаться.

Оксана обиженно поджала губы, но замолчала. К чаю были пироги, которые неизвестно когда успела приготовить Оксана, и варенье: земляничное, яблочное из китайки и малиновое.

Как раз выпили по второй чашке, когда появился Решетников. Оксана попыталась его накормить, но он отговорился тем, что перекусил в космопорту, упирая на то, что начальника кормят даром и до отвала, и, присев, выпил стопку водки. От чая он, правда, отказываться не стал.

Оксана убрала со стола, взялась было за графин, но Емельян просительно прогудел, что, мол, не виделись сто лет, так надо бы посидеть, как положено, да и в графине всего ничего осталось. Оксана махнула рукой, заявила, что это первый и последний раз, и вышла из комнаты.

Зазнобин спросил у Решетникова, есть ли что от Крамаренко о здоровье Небогатова, но тот ничего не знал. Иван рассказал друзьям, как получилось, что капитан первого ранга и Титов со Старгородским оказались на его корабле. Емельяи грохнул кулаком по столу.

— Ну ничего Слышал я, что против Александра собирают объединенную эскадру. Недолго ему гулять осталось. Я как чувствовал — темнит он. Уж больно гладко стелил: справедливость, свобода. И Гетайры его, шавки приблудные! Ты, Иван, не встречался с ними?

— Было дело, — осторожно сказал Зазнобин. — Мне они тоже не нравятся, но пока они — сила.

— А ведь ты, Ваня, не только из-за Небогатова сюда прилетел, — сказал Решетников, придвигая к себе вазочку с мелкими яблочками китайки, — ну давай как на духу. Зачем прибыл?

Зазнобин, выигрывая время, разлил по стопкам водку. Нет, не может он пока никому говорить о том, что его сюда привело. Не поймут его мужики, а всего он сказать не мог. Может быть, потом, через несколько лет, а пока не время.

— Давайте-ка лучше выпьем, — сказал Зазнобин, — соскучился я, вот крест святой, — он обернулся к иконе и перекрестился. — Ну что, не может человек соскучиться? Такая иной раз тоска берет, хоть волком вой.

— Ладно, захочешь — расскажешь, — пожал плечами Геннадий.

В комнате стало темнеть, хотя на улице еще было довольно светло, и Казанков предложил перейти в сад. Так и поступили, прихватив с собой графин и холодную закуску. Устроились под яблонями на врытых в землю прочных скамейках вокруг тесаного дубового стола.

— А у нас тут тоже не все слава богу, — сказал Решетников.

— Да уж. Пришла напасть, откуда не ждали, — подтвердил Казанков.

— А у вас-то что могло случиться? — спросил Иван.

— Прижимают православных, — угрюмо сказал Емельян и яростно поскреб буйную бороду.

— Да ты что? — изумился Зазнобин.

— Точно, — сказал Решетников, — на Архангельск неделю назад заместитель Верховного судьи прилетел. А к нам и на Канин Нос его помощники заявились. Уголовное дело открыли: «О проявлении религиозной нетерпимости».

— Допросы ведут, интервью дают направо и налево. Так и говорят: у вас здесь, на северных планетах, шибко мусульман, иудеев и католиков прижали. Ну и язычников всяких. Будем карать, поскольку государство у нас многоконфессиональное, а разговоры на вас не действуют. Ладно бы свои прилетели, так еще из Содружества наблюдатели. С Таира, из Лиги. Во как, Иван. Получается, мы теперь в своем доме и не хозяева вовсе.

Зазнобин задумался. Неужели О’Доннел имел в виду именно это, когда говорил, что о слушателях Зазнобин может не беспокоиться, что слушать и внимать ему будут с интересом и семена лягут на подготовленную почву. Получалось, что, когда он стартовал с Акмона, здесь уже развернулась компания в поддержку его миссии.

— А с чего все началось? — спросил он. Решетников, ехидно улыбаясь, сказал, что если он забыл, то может напомнить, что колонии на северных планетах изначально образовались от притока православных. Из тех, кто считал, что если человек верит в Магомета, в Будду или внимает Папе Римскому, то пусть верит и внимает на здоровье, но видеть рядом с православными церквями не хотел ни мечетей, ни католических соборов, ни синагог. Казалось, власти не против. Живите по вере, вот вам терраформированные планеты, никто вас там не тронет. Однако за последние пятнадцать лет активизировалась торговля и на северные планеты стали прибывать купцы, а среди них были и магометане, и индуисты, и даже язычники-солнцепоклонники. Подданные империи знали, какие порядки существуют на Архангельске, Двине и Канином Носе, и с ними проблем не было. Хуже, что, почуяв неплохую прибыль, здесь обосновались компании из Содружества Американской Конституции, из Лиги Неприсоединившихся государств, из Британского Содружества наций, из Китайской федерации и многих других. Вот эти и замутили, было, воду. Обосновались они всерьез, понастроили гостиниц для своих сотрудников, а потом перевезли семьи, и сразу начались конфликты. Мало того что молиться им, видите ли, негде — поставь храм на территории консульства и молись кому угодно, так еще и школы с преподаванием собственной религии им подавай, и магазины с кошерной, освященной и прочей привычной пищей. Власти Архангельска, где недовольство приезжих проявилось раньше, чем на других планетах, напомнили, что всех честно предупреждали: здесь признают только русскую православную церковь и ставить в городах и поселках чужие храмы, строить школы и открывать магазины для иноверцев не позволят. Пошипели, пошипели, но смирились.

И вдруг недели две назад по новостным каналам передают: репортер электронной газетенки «Курьер демократик» из Авиньона, что на Обиньи-сюр-Нер, планете, входящей в Лигу, опубликовал статью. В статье он задал вопрос парламенту: что собирается предпринять правительство в связи с гонениями и дискриминацией по религиозному признаку, охватившему северные планеты России? Парламент отмолчался — мало ли кто чего спрашивает, однако «Курьера» поддержала влиятельная «Индепенденс», выходящая в столице Лиги — Лютеции. После этого события стали нарастать, как снежный ком: вдруг проснулись всевозможные общества, начиная от «Защиты прав и свобод» до «Инцеста в каждую семью» и «Проповедников наглядности естественных отправлений». В парламент посыпались возмущенные письма с призывами призвать Россию к ответу. Как ни странно, Российская империя, раньше поплевывавшая на подобные всплески эмоций демократических соседей, отреагировала немедленно. Может быть, дело было в том, что объединенная эскадра, готовившаяся к походу на Александра Великого уже уменьшилась из-за отзыва Содружеством своих кораблей, а может, императору надоело смотреть, как государство обвиняют во всех смертных грехах, но факт был налицо. На Архангельск был направлен заместитель председателя верховного судьи с приказом разобраться на месте, есть ли повод для международного скандала или это просто измышления зарвавшихся репортеров.