Море Дирака - Михаил Тихонович Емцев
Шло время. Мильч начал замерзать. Его тело покрылось пупырышками, как после купания на холодном ветру.
Наконец он ухитрился укусить лапу, которая все еще зажимала ему рот. К его удивлению, она отдернулась, словно живая, но тотчас возвратилась и закатила ему увесистую пощечину.
— Сволочь, — сказал Мильч и вздрогнул.
Он увидел, как из кресла возникла лапа со шприцем, в котором была какая-то подозрительная голубоватая жидкость.
— Не надо! — в ужасе прошептал Мильч и сразу же взвыл от острой боли в бедре.
Когда укол был сделан, кресло успокоилось. Все лапы спрятались, и Мильч только по инерции оставался лежать в позе уснувшего йога. Сообразив, что ему возвратили свободу, он вскочил и злобно пнул босой ногой чудо-кресло.
— Ууу!..
Из кресла выдвинулась лапа, погрозила пальцем, сжалась в кулак и спряталась. Мильч тотчас же отскочил в сторону.
— Хотя бы туфли оставила!
Он почему-то считал, что кресло женского рода.
— Чем бы прикрыться?
Но в зале не оказалось подходящего материала. Зал был до удивления пустым. Как назло, как нарочно, в нем отсутствовали занавески, покрывала, скатерти, накидки, портьеры, потерянные носовые платки и другие предметы, из которых так легко соорудить набедренную повязку жителя Микронезии или тогу римского сенатора. Осторожно ступая по пыльному полу, Мильч на цыпочках двинулся к выходу. Он дрожал от холода и стыда.
Странным и непонятным для себя образом обнаженный Мильч сразу же попал в отделение мужского готового платья. Он отлично помнил, как долго вел его на Аукцион Солнечный, и справедливо полагал, что обратный путь окажется столь же протяженным. Ан нет, все вышло иначе.
Мильч толкнул дверь и, как пробка от шампанского, влетел в переполненный людьми отсек универмага. Ошеломленный и ослепленный, он дал было задний ход, но дверь за его спиной захлопнулась и обратно уже не впускала. Свет, тепло, шум… Он заметался, ища спасения. Оно пришло в лице манекена в вечернем костюме. Мильч спрятался за спину молодого человека с нарисованными волосами и, мелко дрожа, притаился. Как это ни удивительно, но его не заметили.
Может быть, мы когда-нибудь и узнаем, что делал Мильч, мечтая стать человеком-невидимкой, но, наверное, никогда не будет разгадана тайна его переодевания. Голый испуганный молодой человек на глазах у сотен покупателей и десятков продавщиц сумел раздеть манекен и облачиться в его изысканный костюм! Это в равной степени замечательно и непостижимо.
Разобрав манекен на составные части, Мильч взобрался на освободившуюся подставку, чтобы посмотреть в зеркало, к лицу ли ему вечерний туалет.
— Смотри, Танюша, — услышал он рядом с собой голосок продавщицы и замер, — новый манекен поставили. Симпатичный, правда?
— Ничего, — сказала Танюша.
— Я видела, какой-то дядька в черном тут возился. Мне нравится новенький, только стоит он неправильно. Нужно поставить его получше.
Мильч почувствовал, как тонкие девичьи руки вывернули ему локти, откинули назад голову и растопырили пальцы. Он не сопротивлялся и вскоре застыл в той нелепой позе, которая присуща интернационалу манекенов.
— Вот так, — сказала девушка, и подруги удалились.
Мильч стоял, стоял и чувствовал, как мускулы его деревенеют, а тело наливается холодной, каменной тяжестью.
Зато когда наступил вечер и универмаг опустел, окаменевшие члены вновь обрели присущую им подвижность и гибкость. Подобно ожившей статуе Командора, Мильч сошел со своего пьедестала и пустился в обход новых владений. Универмаг принадлежал сейчас только ему. Меха, телевизоры, пылесосы, ковры, сейфы с накладными, фрукты и вина — все это было теперь его. Но первым делом он пошел, понятно, в ювелирный отдел. Шеренги часов в золотых и металлических корпусах, когорты колец и кулонов, легионы серег, эскадры портсигаров и армады лучезарных ожерелий встретили своего фельдмаршала молчаливым сиянием.
Исполнилась мечта идиота. Мильч попал, наконец, в свой Рио-де-Жанейро. Он мог унести отсюда все, что только душе угодно. Но кто предпочтет часть целому? И как только пропел петух, Мильч, подобно испуганному привидению, шмыгнул на свое место. Взобрался на подставку и застыл в нелепой, но уже немного привычной позе. Инъекция синей жидкости оказалась прямо-таки чудодейственной. Когда веселая стайка продавщиц в черных шелковых халатиках наполнила помещение, Мильч уже успел совершенно окаменеть, даже мысли его сделались неподвижными, как отвердевший асфальт.
Так протекали годы…
Но, совершая однажды ночной обход, Мильч очутился в совершенно незнакомом помещении. Давно забытый мотив зазвучал в его душе. Он удивленно таращил глаза на заваленные бумагами столы, приборы, штативы с химическим стеклом. Короче говоря, Мильч очнулся. И может быть, впервые в жизни ему стало действительно страшно. Он задумался. Горько задумался. Черный ящик позволил Мильчу заглянуть в такие глубины собственной души, о которых он даже не подозревал. Впрочем, избитый штамп «глубины души» нисколько не выражает истинной сути. Души, как известно, вообще нет, что же касается глубин, и там, где Мильч ожидал увидеть черный бездонный колодезь, оказалась лишь крохотная грязная лужица. Это и сразило Мильча. Можно упиваться бездной порока, лелеять, употребим слова Эдгара По, демона извращенности, но какие сильные чувства вызовет мелкая и пошловатая обыденность? За что ты продал душу, Мильч? И кому продал? Добро бы Люциферу, а то колечкам и браслетам… На кой ляд они тебе? Хочешь владеть всем этим барахлом? Но ведь ты и владел им, когда был… манекеном… Хочешь остаться манекеном, Роби?
И Мильч решил рассказать все.
Вы слышите набат? Это ударил колокол, возвещающий начало развязки. Сейчас произойдет то, что должно было произойти с железной необходимостью. Линия Мильча должна пересечься с линией Черныша. В воле авторов было придумать, как совершится этот знаменательный эпизод, один из узловых моментов развития фабулы. Но над самим фактом неизбежного столкновения Мильча с Чернышом авторы уже не властны. Это неизбежность.
Итак, чему быть, того не миновать. Нужно лишь придумать обстановку, в которой произойдет знаменательная встреча, набросать кое-какие подробности, яркие детальки, сообщающие повествованию столь необходимую достоверность. Но… вот нужно ли все это? Не побледнеет ли фантазия на фоне только что проиллюстрированной жесткой связи причины и следствия, случайности и необходимости? Да и не столь важно знать нам, как произойдет встреча. Главное, что она обязательно произойдет, и все, что известно Мильчу, станет известным Чернышу. Вот что важно для нас! Вот где двигатель сюжета!
17
Черныш захлопнул папку с бумагами, испросил разрешение у Гладунова и отправился в Институт вакуума на поиски недостающей информации. Вряд ли есть смысл описывать блуждания Черныша по коридорам научного учреждения. Мысли и чувства Черныша в эти значительные минуты не отличались оригинальностью, да и не в них дело. Драгоценная суть
