Исаак Озимов - Девять Завтра (авторский сборник)
На этот раз она дала ему молоко в стакане, и мальчуган, обнаружив, что отверстие сосуда слишком мало, чтобы просунуть а него голову, жалобно захныкал. Она взяла его руку и, прижав его пальцы к стакану, заставила его поднести стакан ко рту.
Снова все было облито и испачкано, но, как и в первый раз, большая часть молока все-таки попала ему в рот, а что касается беспорядка, то она привыкла и не к такому.
К ее удивлению, освоить туалет оказалось задачей попроще, что принесло ей немалое облегчение. Он довольно быстро понял, чего она ждет от него. Она поймала себя на том, что гладит его по голове, приговаривая:
— Вот это хороший мальчик, вот это умница!
И ребенок улыбнулся, доставив ей неожиданное удовольствие.
«Когда он улыбается, он, право же, вполне сносен», — подумала она.
В этот же день после полудня прибыли представители прессы. Пока они устанавливали в дверях свою аппаратуру, она взяла мальчика на руки, и он крепко прижался к ней. Суета испугала его, и он громко заплакал, но несмотря на это, прошло не менее десяти минут, пока ей разрешили унести ребенка в соседнюю комнату.
Она вскоре вернулась, покраснев от возмущения, и в первый раз за восемнадцать часов вышла из домика, плотно закрыв за собой дверь.
— Я думаю, что с вас на сегодня хватит. Теперь мне понадобится бог знает сколько времени, чтобы успокоить его. Уходите.
— Ладно, ладно, — произнес репортер из «Таймс геральд». — А это действительно неандерталец или какое-нибудь жульничество?
— Уверяю вас, что это не мистификация, — раздался откуда-то сзади голос Хоскинса. — Ребенок — настоящий Homo neanderthalensis.
— Это мальчик или девочка?
— Это мальчик-обезьяна, — вмешался репортер из «Ньюс». — Нам сейчас показали детеныша обезьяны. Как он себя ведет, сестра?
— Он ведет себя точно так же, как любой другой маленький мальчик, — отрезала мисс Феллоуз. Раздражение заставило ее стать на защиту ребенка, — и он вовсе не детеныш обезьяны. Его зовут… Тимоти, Тимми.
Имя Тимоти было выбрано ею совершенно случайно — просто оно первым пришло ей в голову.
— Тимми — мальчик-обезьяна, — изрек репортер из «Ньюс», и сложилось так, что именно под этой кличкой ребенок впервые стал известен всему миру.
— Скажите, док, что вы собираетесь делать с этой обезьяной? — спросил, обращаясь к Хоскинсу, репортер из «Глоба».
Хоскинс пожал плечами.
— Видите ли, моя первоначальная задача заключалась в том, чтобы доказать возможность перенесения его в наше время. Однако я полагаю, что он заинтересует антропологов и физиологов. Ведь перед нами существо, по своему развитию стоящее на грани между животным и человеком. Теперь у нас есть возможность узнать многое о нас самих и о наших предках.
— И долго вы намерены держать его здесь?
— Столько, сколько нам понадобится на его изучение плюс еще какой-то период после завершения исследований. Не исключено, что на это потребуется довольно много времени.
— Не могли бы вы вывести его из дома? Тогда мы установили бы телевизионную аппаратуру и состряпали потрясающий сюжет.
— Очень сожалею, но ребенок не может выйти за пределы «Стасиса».
— А что такое «Стасис»?
— Боюсь, джентльмены, что объяснять это придется слишком долго. — Хоскинс позволил себе улыбнуться. — А вкратце суть дела в том, что время, каким мы его себе представляем, в «Стасисе» не существует. Эти комнаты как бы покрыты невидимой оболочкой и не являются в полном смысле слова частью нашего мира. Именно поэтому и удалось извлечь, так сказать, ребенка из прошлого.
— Постойте-ка, — перебил репортер из «Ньюс», которого явно не удовлетворило объяснение Хоскинса, — что это вы несете? Ведь сестра свободно входит в помещение и выходит из него.
— Это может сделать любой из вас, — небрежно ответил Хоскинс. — Вы будете двигаться параллельно временным силовым линиям, и это не повлечет за собой сколько-нибудь значительной потери или притока энергии. Ребенок же был доставлен сюда из далекого прошлого. Его движение происходило поперек силовых линий, и он получил временной потенциал. Для того чтобы переместить его в наш мир, в наше время, потребуется израсходовать всю энергию, накопленную нашим акционерным обществом, а также, возможно, и весь запас энергии города Вашингтона. Мы были вынуждены сохранить доставленный сюда вместе с мальчиком мусор, и нам придется выносить его отсюда постепенно, по крупицам.
Пока Хоскинс давал объяснения, корреспонденты что-то деловито строчили в своих блокнотах. Из всего сказанного они ровным счетом ничего не поняли и были убеждены в том, что их читателей постигнет та же участь: однако все звучало мудрено, научно, а именно это и требовалось.
— Вы сможете дать сегодня вечером интервью? — спросил представитель «Таймс геральда». — Оно будет передаваться по всем каналам.
— Пожалуй, смогу, — быстро ответил Хоскинс, и репортеры удалились.
Мисс Феллоуз молча смотрела им вслед. Все, что было сказано о «Стасисе» и о временных силовых линиях, она поняла не лучше, чем журналисты. Но одно усвоила твердо. Тимми (она поймала себя на том, что уже думает о мальчике, как о «Тимми») приговорен к вечному заключению в стенах «Стасиса», причем это не было простым капризом Хоскинса. Видимо, и вправду невозможно выпустить его отсюда. Никогда.
Бедный ребенок. Бедный ребенок.
Внезапно до ее сознания дошло, что он все еще плачет, и она поспешила в дом, чтобы успокоить его.
Мисс Феллоуз не удалось увидеть выступление Хоскинса по телевидению; хотя его интервью передавалось не только в самых отдаленных уголках Земли, но даже на станции на Луне, оно не проникло в маленькую квартирку, где жили теперь мисс Феллоуз и уродливый мальчуган.
На следующее утро Хоскинс спустился к ним, сияя от торжества.
— Интервью прошло удачно? — спросила мисс Феллоуз.
— Исключительно удачно. А как поживает… Тимми?
Услышав, что он назвал мальчика по имени, мисс Феллоуз была приятно удивлена.
— Все в порядке. Иди сюда, Тимми, это добрый дядя, он тебя не обидит.
Но Тимми не пожелал выйти из другой комнаты, из-за полуприкрытой двери виднелся только клок его спутанных волос да время от времени робко показывался один блестящий глаз.
— Мальчик удивительно быстро привыкает к обстановке, право же, он весьма сообразителен.
— Вас это удивляет?
— Да. Боюсь, что вначале я приняла его за детеныша обезьяны, — секунду поколебавшись, ответила она.
— Кем бы он ни был, он очень много для нас сделал. Ведь он прославил «Стасис инкорпорейтид». Мы теперь на коне, да, мы на коне.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});