Лариса Чурбанова - Пурпурное Древо Порфирия

Пеговолосый воин не стал тратить время на дальнейшие рассуждения. Вместо этого он вслед за мальчиком перепрыгнул на другой берег и направился прямо к чуму.

- Присмотрю за ним, - коротко пояснил он своим спутникам, оставшимся у самой кромки воды. Некоторое время они молча наблюдали, как уходят вдаль мальчик и викинг. Последнее, что друзья увидели, был Серый, осторожно заглядывавший внутрь строеньица под соснами. Потом все скрылось за неизвестно откуда взявшимся молочно-белым густым туманом.

***

Серый внимательно вглядывался в наползающее белое марево. Оно причудливо клубилось, позволяя только смутно догадываться, что же скрывается за туманным пологом. Но нос волка- чуткий компас, его не обманешь. Этот запах мальчишка помнил всегда, только думал, что вряд ли когда-нибудь снова учует его. Так пахло в детстве. Мальчик помнил горячие крепкие руки, которые высоко подкидывали его, когда он был совсем маленьким. И он никогда не боялся, а наоборот часто просился "полетать над порожком". Потому что знал, что надежнее этих рук нет ничего на свете. Серый не помнил, каким был его отец - рыжим, черным или беловолосым; какими были его глаза. Но его запах он не перепутал бы ни с чем.

- Вот мы и встретились, сынок, - глухим протяжным голосом произнес могучий волк-одинец, осторожно выходя из мутного морока.

Серый бросился к нему, прижался изо всех сил к густой пушистой шерсти. Наконец-то они снова вместе! Подумать только: он не встретился с отцом, когда волчонком бегал рядом в одном и том же лесу. А вот в далекой саамской земле, на плавучем островке под смолистыми соснами взяли, да и снова оказались рядом!

- Пойдем скорее, - стал тянуть отца мальчишка. - Я тебя своим покажу, они тоже обрадуются. Правда!

Но старый оборотень медлил, не торопился покинуть шалаш.

- Погоди, - остановил он сына. - Я не могу выходить за порог, нельзя...

Серый в недоумении уставился на него. Некоторое время он молчал. Потом страшная догадка молнией озарила его:

- Ты...мертвый?

Мальчик трепетно трогал густую шерсть, нежные бархатные уши. Все было настоящим, живым.

- Таким я могу быть только здесь, - согласно кивнул головой большой волк.

- Но почему? Ты же русич. Почему ты здесь, с саамскими духами? - не мог успокоиться Серый. Его колотило и он цеплялся за малейшую возможность не верить, что его отца больше нет среди живых.

Лукавая усмешка осветила широкую волчью морду:

- Когда умираешь, уже все равно какого ты роду-племени. Просто, если при жизни делал больше добра, то станешь светлым духом, а если наоборот, то сам понимаешь. А есть и такие, которые и не духи совсем, а...

- Ну будет тебе пугать мальчика, - вдруг раздался нежный голос.

Серый резко обернулся. Из тумана показалась высокая статная женщина.

- Мама! - закричал пацаненок. - Мамочка милая!

Они обнялись. Серый зарылся носом в мягкое мамино плечо и замер. Так спокойно и тепло ему не было уже давно. Потом его как ударило:

- И ты тоже?

Мать улыбнулась и кивнула.

Кулаки мальчишки сжались, костяшки пальцев побелели.

- Так значит тогда...Они тебя убили?

Холодные злые слезы душили его. Он снова чувствовал, как мокрые лопухи хлещут его по голым ногам. Он удирал в лес, а в это время селяне убивали его маму. Кто вилами, кто топором, кто заостренным колом.

- Страх- коварная вещь, сынок, - улыбка матери была по-прежнему спокойной и ласковой. Ее теплая ладонь опустилась на широкую спину матерого оборотня. - Он может робкого человека сделать сильномогучим богатырем, а может и, в общем-то добрых, людей толкнуть на ненужную жестокость.

Волк благодарно ткнулся носом колено женщины, скрытое за ярко раскрашенной холщовой поневой.

- Это как с оружием, - довольно пояснил он. - Им можно и ворога лютого проучить, а можно в темном углу шарлыганить, торговым людишкам животы вспарывать! Кому что любо, - рыкнув, добавил он, словно радуясь, что сумел донести до сына что-то очень важное. -

У Серого голова шла кругом. Вопросы словно птички-галочки плавали в загустевшем воздухе. Почему отец после смерти видится ему волком, а не в своем людском обличье? И знала ли мать о его двойной жизни зверя и человека? И если знала, то почему...

Может быть духам дано читать мысли смертных. А может быть, маленькие птички-вопросы так громко чирикали, что родители просто не могли их не услышать? Серебристый мамин смех прорвал пелену тумана.

- Сыночек мой маленький, какой ты у меня еще глупенький!

Серый недовольно поежился, крутя по-мальчишечьи тонкой шеей. Ну вот еще, какой он маленький!

- Маленький, маленький, - ласково твердила мать, гладя непослушные льняные кудри своего сынули. - А вот когда подрастешь чуть-чуть, сам поймешь. Ведь когда любишь кого-то, все равно, какой он. Даже если шкуру меховую носит и по ночам на четырех лапах бегает.

Мальчишка вскинулся. Мать отвечала на его думы, как будто бы он спрашивал вслух. А матушка, как ни в чем не бывало, продолжала:

- И тебя девица-красавица точно так же выберет, когда срок придет. Уж я то знаю, как оно будет.

Могучий волколак улыбался, женщина смеялась, и Серому было так хорошо и радостно, как никогда в жизни.

Когда он вышел из шалашика, Хельги стоял там же, где и раньше. Но только теперь это был уже совсем другой человек. Даже его унылые, по-рачьи выпуклые глаза стали смотреть на мир радостно. Словно встряхнулся нурманин, сбросил с себя грусть-печать как опротивевшую одежонку, подкрутил усы кольцами, да и отправился гулять по свету. С кем и о чем толковал пеговолосый воин, распространяться он не стал. Да мальчишка не больно и расспрашивал. Слишком счастливым он себя ощущал, вот и берег это лучисто-пушистое чувство как зеницу ока. Будто скажешь слово лишнее, и пропадет, рассеется светлым облачком, и поминай как звали!

Ольгерд с дядькой с удивлением рассматривали своих разительно изменившихся друзей.

- Что, теперь ты пойешь? - толкнул Шиша в бок князь.

- Нет уж, уволь, господин, - забубнил старикан, отступая все дальше от приветливо склонившихся сосновых веток. - Мне не сегодня-завтра насовсем к предкам переселяться придется. Не хочу я встречу торопить.

- А я пойду, - решился Ольгерд. Может, в глубине души он и побаивался, но виду старался не показывать. Поэтому и шагнул широко, распахивая легкую жердяную дверку.

Поначалу ничего князь не увидел. Пришлось ощупью продвигаться вперед, пока чуть не наступил на невысокий, непонятно каким чудом возникший, столик. Внимательно приглядевшись, Ольгерд заметил расставленные на нем резные черные и белые фигурки. Шахматы. Да не простые, а те самые, которые передавались в их семье из поколения в поколение. Те самые, которыми играл прадед Лошадиная Шкура. Только ржавых кровавых пятен на них не было. Наверное, потому, что сам предок сидел за этим столиком живехонький.