Журнал «Если» - 2007 № 10

— И как же я тебя, вражину, не разглядел?! — убивался Косенков. — Надо было сразу шлепнуть! Ведь учил меня товарищ Кирпотин: «Пожалеешь, Яша, пулю на одного гада, получишь сто ножей в спину революции!»

— Маньяк! — огрызался Купер. — Тебя лечить надо! Электричеством, на стуле!

— Суконка прибавочная! Эксплуататор!

Купер задумался. Его запас русских слов давно подошел к концу.

— Взбесившийся холоп! — выдал он наконец.

— А вот за «холопа» ответишь особо! — пообещал Яшка.

— И за безвесомость! — послышалось из дальней камеры.

— А ты, Прокопенко, вообще молчи! — вскинулся Косенков. — Об тебе уже постановление есть за моей подписью! А печать я тебе промеж глаз влеплю при первой моей возможности!

— Постановление! — плаксиво оправдывался Прокопенко в дальнем конце коридора. — Тебе бы так проблеваться, как нам с хлопцами! Да провисеть сутки кверху задом! Посмотрел бы я на тебя!

— Зараз посмотришь! — крикнул Яшка. — И не лезь в разговор, когда не просят! Не видишь, я классового врага изничтожаю?!

— Изничтожитель! — ядовито заметил Купер. — Просто-таки терминатор! Паутина на штанах не обсохла, а туда же!

— Да хватит вам лаяться, — поморщился Егор. — Башка трещит. Яшка, сердито сопя, отошел от решетки и с остервенением принялся отдирать от одежды остатки липкой муравьиной слюны.

— Подумали бы лучше, как выбираться будем, — Катя зябко поежилась и придвинулась ближе к Егору.

— Бесполезно, барышня! — в полутьме камеры тускло вспыхнул золотой зуб. — Чтобы с этого кичмана кто-то выбрался на своих ногах, так я с вас хохочу!

— Это кто там еще? — строго спросил Яшка.

Одна из трех безмолвных доселе фигур, сидевших у дальней стены камеры, зашевелилась, и на свет вышел прилизанный брюнет с жидкими усиками под вислым носом.

— Засохни, фитиль, — небрежно бросил он Яшке, подсмыкнув драные галифе, из-под которых торчали тесемки кальсон. — Твоей пролетарской жизни осталось на две затяжки!

Длинными желтыми пальцами он выудил из жилетного кармана крохотный чинарик, сунул его под усики и поджег фосфорной спичкой, ловко чиркнув ею о ноготь. Вспышка осветила его голые, расписанные татуировками плечи, костляво торчащие из вырезов жилетки.

— «За вами вскорости придуть конвойные…» — пропел брюнет, опускаясь на корточки перед Катей. — И это будет из печальных картин. Может, обнимемся на прощание?

Он выпустил ртом дымное колечко и тут же втянул его носом.

— Отвали, — сонно сказал Егор, незаметно сжимая пальцы в кулак.

Чем-то неприятно знакомым веяло от этого камерного артиста. Словно из прошлого вдруг пахнуло незабываемым ароматом Бутырского следственного изолятора, где Егора пытались расколоть на показания против отца.

— Мадемуазель, я ж нюхом слышу вашу нерастраченную страсть!

— чернявый, казалось, совсем не обращал внимания на Егора, но двое его приятелей у стены незаметно поднялись на ноги и вразвалочку двинулись к Яшке, свирепо буравящему взглядом затылок назойливого уголовника. — К чему терять последних минут? — продолжал тот.

— Обидно будет, если такое зеленое море, как ваши бездонные глаза, прольется слезами на этот грязный пол!

— Слышь, ты, морда бандитская! — вскипел Косенков. — Отойди от девчонки, тебе говорят!

Чернявый ухмыльнулся, сплюнул пахитоску себе под ноги и аккуратно затоптал босой пяткой.

— Молодой человек — грубиян, — продолжал он, не оглядываясь на Яшку. — Это зря. Перед смертью не надо поганить язык. Скажи одну пару слов, но скажи в масть. И женщины будут долго плакать.

— Яша, сзади! — предупредил Егор и приготовился, не вставая, пробить с носка прямо в челюсть чернявому.

Косенков живо обернулся к двум громилам, маячившим за его спиной.

— Ну-ну, подходи, фартовые! Спробуйте рабочего кулака!

— Не надо кипежу! — поморщился чернявый. — Ребята никого не тронут. На что им чужая работа? — усики его растянулись в нитку над золотозубой улыбкой. — Таких закройщиков, как здешние тюремные муравьи, даже бесполезно поискать! — сказал он Кате. — Один чик, и вы будете иметь головы ваших друзей в свое полное распоряжение!

— Почему головы?! — испуганно спросила Катя.

— А как же?! — чернявый ласково потрепал ее по колену. — Тут за все одна статья, даже за нарушение тишины во время тихого часа. А у вас же полный букет: контрабанда оружием, да еще угон казенного снаряда!

— Ничего мы не угоняли! — Катя брезгливо оттолкнула руку чернявого.

— Верю! — радостно согласился уголовник. — С этими глазами, что у вас на лице, невозможно врать! Но попробуйте объяснить это тому шестиногому болвану, что будет пилить вам горло! Они же буквально слепые в своем озверении! Разговаривают исключительно усами! — он провел желтым пальцем под носом, разглаживая куцые перышки на верхней губе. — Мое бедное сердце разрывается по частям, глядя на эту драму! Чуете, как оно стукотит: «Помоги им, Валет! Заступись за несчастное создание! Если оно, конечно, договорится с тобой за полюбовно!»

— Все сказал? — Егор отодвинул Катю и сел на корточки перед Валетом, едва не упираясь лбом в его вислый нос. — Теперь отползи на парашу и замри, пока я тебе фиксу не почистил! Разводить будешь лохню ушастую под шконкой, а не конкретных пацанов! Ты на кого, баклан, быкуешь? Мой папа спортсменов солнцевских гонял, как шестерок. Въезжаешь?

— Ой, ой! Какой граф к нам пожаловал! — оскалился Валет. — Сеня, Зяма, что ж вы стоите?! Поднесите залетному папироску!

Один из подручных Валета змеей скользнул к Егору, услужливо щелкнув портсигаром, в котором обнаружились замусоленные самокрутки.

— От петушни не принимаем, — грамотно ответил Егор, помня тюремные правила.

Яшка, потянувшийся было за самокруткой, живо убрал руку. Валет одобрительно кивнул.

— Базаришь мутно, но по ухваткам видно — деловой, — он поднялся на ноги и отошел к решетке. — Только здесь свои законы, молодой человек, и без Валета вам все одно хана. Думаешь, я тебя на понт беру? Иди-ка посмотри, что ты скажешь за этот цирк?

В коридоре вдруг раздался отчаянный вопль и дробный топот муравьев. Мимо решетки пронесли Прокопенко, застывшего в позе эмбриона. Иссиня-белое лицо его было перекошено окаменелой судорогой, и только бешено вращающиеся глаза говорили о том, что командир отделения еще жив.

— Что ж вы, паскуды насекомые, делаете?! — Яшка с разбегу врезался в решетку и затряс ее, что есть силы. — Ну, подождите, дойдет и до вас черед!

Мимо него в скорбном молчании проплыли, уносимые муравьями, еще трое обездвиженных красноармейцев.