Александр Мирер - Мост Верразано

Утром он довольно долго смотрел на темный затылок Амалии — у корней волос кое-где проступала рыжина. Смотрел при свете ночника; они так и заснули, не выключив лампы. И ждал подлого чувства: голубушка моя, что же я так радовался-то тебе — одурел, что ли? Но вместо того ощутил ласковую тихость и в странном сочетании с нею подступающее желание. «Ну ты, старый сатир, уймись», — сказал он себе и ласково продудел:

— Эй, рыжая дьяволица, поднимаемся!

В нарушение правил конспирации, все четверо поехали на станцию в одном автобусе. Затем дамы двинулись а Амстердам на поезде, а за джентльменами приехала с заводика машина — «мерседес» из дешевых; на таких ездили все местные таксисты. В машине Рон в очередной раз. поразился, услышав, что Берт говорит с водителем по-голландски. «Испанский он знает, как родной, — думал Рон, — ну, это понятно… и я знаю. Французский знает — тоже понятно. Но голландский-то откуда у него? Да, и немецкий еще, и итальянский. Гений, одно слово», — думал верный Рон, ничего не знавший о безумном папаше-лингвисте и о безумных деньгах, вбитых в Умниково образование. Мамаша Умника пыталась компенсировать свою ненависть к сыну, обучая его изо всех сил.

Честно говоря, с трудом можно поверить, что при такой мамаше он мог любить женщин, как нормальный человек. Но вот — он, кажется, полюбил, потому что, беседуя с водителем, скучал по крашеной рыжей девчонке с Манхэт-тена, скучал так, словно не с ней он расстался десять минут назад. Разведешь руками и скажешь: чудны твои дела, о Господи!

…Вез их человек по имени Петер, старший на заводике; он так и назывался — старший мастер. Разумеется, он свободно говорил по-английски, что выяснилось через несколько минут. Они ехали на север, по направлению к Алкмару, на пустоши, как объяснил Рону Умник. Эти земли осушили, отобрав у моря, но пока давали им отстояться, что ли, — Рон не особенно вник в это дело; понял только, что заводик расположился на бывшей ферме, которая стояла на бывшем острове, и поэтому вблизи нет ни единого строения. Дорога тоже хороша — впрочем, Рон сам увидит… Действительно, свернув с ухоженного шоссе, «мерседес» очутился если не на грунтовой дороге, то на чем-то подобном: полоска песка, небрежно присыпанная гравием. Вокруг, сколько видел глаз, тянулась удивительно унылая кочковатая земля; кочки, торчащие из-под снега, казались бурыми дикобразами. Качаясь на заднем сиденье, Рон рассмотрел впереди серое деревянное строение под черепичной крышей, рядом — остов ветряной мельницы без крыльев, какой-то сарай. Когда подъехали, за старым фермерским домом обнаружился еще один — новый, кирпичный. Он был поставлен ловко, так, что с шоссе его не было видно.

Маленький цех оказался вполне прилично укомплектован — даже Рональд не ожидал, что Берт сможет это устроить (впрочем, перечень оборудования сам же Рон и составлял). Десяток необходимых металлообрабатывающих станков, два пресса, крошечная литейка с двумя электропечами, верстаки для слесарей, для электриков. Очень уютно… Цех был пуст — суббота. На верстаках слесарей-сборщиков лежали конические штуковины, похожие на баллистические ракеты, только очень маленькие — распределители для станков-автоматов, стандартная продукция, которую заводик выпускал почти что в убыток. Но рабочим здесь платили хорошо — по голландским меркам, конечно.

Рональд молча осмотрел свои новые владения, не особенно вслушиваясь в объяснения Петера. Умник тем временем прошел в стеклянную конторку, развернул чертежи, распечатанные вчера и нынешним утром, и встал над ними, ухватив себя за подбородок и слегка раскачиваясь. Глаза его были полузакрыты, большой нос сморщен. На соседнем столе светился экран компьютера: бухгалтерская таблица. Когда подошли Рон и Петер, Умник не обратил на них ни малейшего внимания, только сильнее сморщил нос. А Рон немедленно защелкал клавишами, выводя на экран характеристики компьютера.

Петер стоял между этими двумя чудаками, хмыкая про себя и думая, что среди американцев сумасшедших еще больше, чем среди англичан. Голландцев Петер, как и подобает, считал воплощением всех добродетелей. Господина Джошуа Тэкера он, впрочем, уважал, поскольку ему, Петеру Земану, господин Тэкер положил очень хороший оклад, примерно как начальнику цеха на заводах «Филипс».

Петер был крупный мужчина, румяный и чуть одутловатый, с темными волосами и еще более темными усиками.

Наконец Рональд объявил:

— Твердый диск маловат!

— Какой заказывал, такой и есть, — немедля отозвался Умник, не меняя позы.

— Когда было… — пробурчал Рон.

— Сил с ним нет… — обратился Умник к Петеру. — Все плохо! А станки тоже маловаты?

— Терпимо…

— Сла-ава Богу, — басом пропел Умник и поманил к себе Петера. — Смотри, Пит, вот эту хреновину вы с господином Лишем должны соорудить, и быстро…

Они нырнули в эти чертежи с самозабвенностью поэтов, читающих стихи. Рон — то есть господин Лита — временами клевал носом, поскольку спал он часа три, а остальную часть ночи делал эти самые чертежи. Читателю надо знать, что скорость, с которой Рон выполнил чертежи по эскизам Умника, была просто невероятной, хотя они и делались на специально приспособленном компьютере. Так что не напрасно Умник считал Рона волшебником. Правда, — и это надо знать читателю-инженеру — чертежи все-таки были эскизные, рассчитанные на рабочих высокой квалификации, которым не надо все класть в рот уже разжеванным.

Петер Земан по ощущению Рона был ужасно медлителен, но Рон привык к тому, что на производстве думают медленно — он только задремывал, пока Петер вникал в суть, и просыпался при первом же вопросе и подробно, даже словоохотливо давал объяснения. Старший мастер временами выписывал на бумажку необходимые материалы, приговаривая, что в основном все есть, но надо проверить по ведомостям. Так они в мире и согласии провели два часа, а затем принялись составлять некий перечень, называемый технологической картой, — Умнику незачем было в этом участвовать, да он и не понимал ничего в технологических тонкостях: вот изготовить самому — другое дело. И Эйвон побрел по светлому, чистенькому помещению; заглянул в одну дверь, другую. Стало скучно. Тогда он перешел в деревянный дом, совсем почти пустой. Только в просторной кухне-столовой помещался старинный обеденный стол из сфугованных толстых досок да старинные же скамьи с точеными ножками. Пахло пыльным деревом, какими-то пряностями и, пожалуй, рыбой. Он помнил этот запах и огромную кафельную плиту с бронзовым бачком для воды, но стол и скамьи не помнил Возможно, Петер распорядился, чтобы их перенесли сюда из сарая. Плиту, по-видимому, регулярно топили — здесь было тепло и сухо, и у стены лежали дрова.