Павел Молитвин - Проклятый город

На первых курсах Ворона вешалась на шею всем инструкторам и наставникам, и ходили слухи, будто се даже хотели вышвырнуть из МК «за слабость передка». Но училась она отменно, а потом вдруг присмирела, словно посхимилась. Злопыхатели, а их у Вороны имелось немало, утверждали, что она имела глупость залезть в постель к ВМФ — Виталию Митрофановичу Фартукову, инструктору рукопашного боя — и тот, в воспитательных целях, так отодрал ее на греческий манер, что она целую неделю ходила раскорякой, изрядно потешая своим разнесчастным видом посвященных в эту историю. Верилось в подобную чушь с трудом — девицей Ворона была искушенной и все премудрости любви освоила задолго до поступления в МК. На самом-то деле в пай-девочку она превратилась после того, как втюхалась в Четырехпалого, что попервоначалу бесило Генку, а потом заставило относиться к Вороне с ещё большей теплотой и сочувствием. Ибо если Радов не желал чего-то замечать, то и не замечал.

Теперь же, после их самовольной и столь печально кончившейся вылазки в город, шеф просто в упор не видел Ворону, и очень может статься, разнюнилась она как раз из-за этого, а вовсе не из-за гибели ребят. Не они первые, не они последние…

— Не мучай гитару, Тертый! Взял в руки, так пой! — велела Оторва.

— А может, это все же не Мика наследила? — обратился к Вороне Сыч. — Может, все же обереги пафнутьевской выделки подвели?

Ворона покачала головой и, видя, что Сыча такой ответ не удовлетворил, пояснила:

— Мы слушали переговоры по спецсвязи. Копы мцимовских сенсов не упоминали. Скорее всего Мика кому-то из своих вякнула, а он передал кому следует.

Радов прикрыл глаза, чтобы не смотреть на Ворону и Тертого, настраивавшего забытую кем-то из клиентов Сан Ваныча гитару. Чтобы не видеть Сыча, так и не сумевшего снять пароль с ноутбука Пархеста. Он оказался никудышным наставником и теперь пожинал плоды собственного неумения превратить ребят в образцовых бойцов. Напрасно он злился на них, вовсе не Ворона и Тертый, а он сам был виноват в гибели Гвоздя. Шрапнели, Ваксы и Мики. Глупо было ожидать чего-то иного, если он не сумел научить их беспрекословно подчиняться приказам. Глупо было очертя голову бросаться на выручку Оторвы, освобождение которой стоило жизни четырем курсантам и бог весть скольким копам и ребятам из ПСС. В уродливом, деформированном мире самые добрые намерения не могут не превращаться в свою противоположность — уж ему-то это давно пора было усвоить, так нет же, дернул его черт играть в спасителя. Вот уж истинно говорят: век живи, век учись, а коли родился дурнем, дураком и помрешь…

— О чем он поет? — спросила Эвридика, тронув его за руку.

Юрий Афанасьевич поднял голову и уставился на молодую женщину непонимающим взглядом. Подумал, что надо не расслабляться, а пойти приготовить заряды пластвзрывчатки, но вместо этого прислушался к пению Тертого.

…Нас мало, нас адски мало,А самое страшное, что мы врозь.Но из всех притонов, из всех кошмаровМы возвращаемся на «Авось».

Вместо флейты поднимем флягу,Чтобы смелее жилось.Под российским крестовым флагомИ девизом «авось».

Нас мало, и нас все меньше,А самое страшное, что мы врозь.Но сердца забывчивых женщинНе забудут «Авось»,не забудут, авось…[19]

«Попробуй-ка переведи это в двух словах!» — раздраженно подумал Радов, но, подняв глаза на Эвридику, понял, что она не ждет перевода. Что-то она уловила, о чем-то догадалась и пальцы положила на его руку, просто чтобы привлечь внимание. В поисках поддержки и ободрения, не сознавая, что нынче Четырехпалый сам нуждается в утешении и ободрении. Ибо от мироздания, давно рушившегося на его глазах, сегодня откололся очередной изрядный кусок, и в голову неустрашимого шаркмена в который уже раз закрался вопрос, надо ли продолжать жить в этом обреченном здании? И не таким уж вздорным и нелепым представилось ему вдруг предложение Риты стать ихтиандром.

До сумасшедшей вылазки ребят в город у него еще теплилась слабая надежда, что все можно отыграть назад. Доказать, что именно противозаконные происки МЦИМа вынудили их к ответным действиям, и восстановить хотя бы подобие справедливости. Наивная эта надежда развеялась, когда он заглянул в свежие интернетные новости. «Разгром террористами паба», «Взрыв бензозаправки — дело рук террористов из Морского корпуса», «Кровавая жатва. Убито 13 человек, из них 4 полицейских. 19 человек госпитализировано, пятеро — в тяжелом состоянии».

Все кончено, теперь любые ссылки на противоправные происки МЦИМа будут выглядеть детским лепетом. И если до этого у них могли найтись сочувствующие, если кто-то не верил в их виновность и кровожадность, то иллюзии эти рассеялись.

И по трупам холодным, как по тряпкам ненужным,Разрядив карабины, проскакал эскадрон… —

неожиданно донеслись до него слова Генкиной песни.

— То-то и оно, что по трупам! — хмуро сказал Сыч, изо всех сил убеждавший ребят не нарушать приказ Четырехпалого и все же чувствовавший себя виноватым в случившемся.

— Ну вот, опять достоевщина пошла! — сморщилась, как от стакана уксуса, Ворона. — Что же, нам надо было позволить себя повязать или пострелять? Я ведь не. говорю, будто мне нравится, что мы копам и подводникам шкуры попортили! Но явились-то за нами они!..

Юрий Афанасьевич склонил голову, разглядывая лежащие на его руке пальцы Эвридики. Он не желал участвовать в назревавшем споре, поскольку давно уже понял: если униженные и оскорбленные не могут рассчитывать на официальную помощь и защиту, значит, государство не в состоянии выполнить свое основное назначение — обеспечить общественный порядок, призванный оберегать жизнь, честь, здоровье и имущество своих граждан. Ощипанная, оскопленная и выпотрошенная Россия, в которой ему выпало родиться и жить, не умела и не хотела помогать нуждающимся и защищать слабых. СМИ на все лады призывали: «Будь сильным, помоги себе сам!» И воодушевленная этой, безусловно, здравой мыслью, сволота всех мастей активно помогала себе: мошенничая, обирая, грабя, насилуя, убивая тех, кто оказался не способен себя защитить. Но так, насколько знал Радов, происходило всегда и везде. За две тысячи лет христианские заповеди не потеряли своей актуальности, а значит, люди не изменились к лучшему.

С другой стороны, полиция и парни из ПСС боролись с бесчинствами, как умели. В отличие от высокопоставленных чиновников и преуспевающих бизнесменов, живущих в своем особом мирке напичканных секьюрити особняков, частных школ, престижных университетов, корпоративных интересов и корпоративной морали, они знали этот мир таким, каков он есть. Во всей его скудости, обездоленности и неприглядности. Ежедневно рискуя жизнью, они защищали сирых и убогих, сражаясь с бандитами, маньяками, наркодельцами, предательством и коррупцией власть имущих, вертящих писанные ими же законы, как продажную девку. Но они же охраняли МНИМ, разгоняли демонстрации «зеленых» и пикеты профсоюзов.