Василий Головачев - Милосердие динозавра (повести)

Псевдо-Салих стоял у стены вудволла, опустив руки, и ждал остальных. Он не был человеком, уверенным в преимуществе своего положения, а просто исполнял приказ и действовал в силу своей программы. Наверное, до этого момента такая программа себя оправдывала, но его создатели не знали, что Никита был оптимизирован для любого открытого боя с быстрой сменой ситуаций.

Ветер свистнул в ушах — прыжок влево — что там вокруг? «Все тихо», — ответ «Васи» — рука робота с пистолетом — по руке у локтя! — выпученные глаза — не успеваешь, голубчик. Где у них уязвимые места? Дышит-то он по-человечески или нет? — удар по шее — падает, но это просто удар, ага, по-видимому, нервный узел на затылке — получай!.. — О черт!

Падающий робот вдруг раскрылся от последнего удара, как раковина моллюска, сбрасывая человеческую оболочку. Из нее выскочила кошмарная конструкция, по-змеиному гибкая и быстрая, как хищное насекомое.

Никита было замешкался, но крик «Васи» подстегнул его. Он нырнул под удар членистоногого рычага, выхватил «универсал» из руки-чехла псевдо-Салиха и выстрелил в падении. Дымная молния разряда вонзилась в корпус «насекомого» и, видимо, пришлась на энергоузел: по глазам ударила двойная фиолетово-оранжевая вспышка, короткий двойной шипящий свист взрыва туго хлестнул по ушам.

Появившихся на светлой плите Пинаева и Кхеммата бросило ударной волной на стену вудволла, но Ждан сориентировался быстрей…

Кхеммата связали, обезвредили рации. Три минуты вслушивались в оглушительную тишину острова, но нигде не взывала сирена тревоги, не разверзлась земля и не появились роботы охраны.

Никита смазал себе обожженное лицо и руки деальгиновой мазью из аптечки, а Пинаеву — ссадину на носу и прилег у плиты. Его знобило — реакция на большую потерю нервной энергии после искусственного стресса. «Вася», бормоча свои наставления, занимался интроукалыванием, раздражал доступные ему нервные узлы, отчего по телу Никиты бегали приятные «мурашки», как при массаже.

Пинаев разведал обстановку, и оказалось, что они находятся на острове, в полукилометре от береговой линии. Останки чужого робота догорали, стало темно, лишь плита слегка светилась призрачным светом, бессильным рассеять мрак уже на расстоянии в локоть.

— И все же непонятно, почему Кхеммат высадился не на базе? — высказал вслух свои сомнения Никита. — Здесь в логике Чужих какой-то изъян. Зачем ему надо было выгружать нас здесь, вдали от надежной охраны?

— Может быть, он в спешке набрал не тот код?

— Может быть. Ты не заметил ничего подозрительного?

Пинаев достал из аптечки таблетку адаптогена, прижал к шее, подождал, пока содержимое всосется под кожу.

— За вудволлом, по-моему, начинается просека.

— Просека?!

— Вудволлы вырублены и сложены в штабеля. Больше ничего.

— Тогда подождем, пока очнется Кхеммат. — Никита лег.

Пинаев встревожился.

— Ты ранен? Помочь?

— Пройдет. — Инспектор не стал рассказывать пограничнику о причинах своего недомогания. — У тебя нет запасных раций?

— Одна все-таки осталась, этот приятель почему-то пропустил. «Родинка» на горле.

— Работает?

— Я включил ее в последний момент, но сработала ли она, не ведаю. Знаешь, у меня тоже скребут кошки на душе, уж слишком гладко прошло у нас освобождение.

— Элемент везения, конечно, сопутствует нам, но Кхеммат был излишне самоуверен и спешил, за что и наказан. Ты хорошо его связал?

— Практики, как ты сам понимаешь, в этом деле у меня нет, но освободиться он не сможет. — Ждан подошел к лежащему на боку предателю. — Дышит, я попал ему в подвздошный нервный узел.

Никита наконец почувствовал, что начинает набирать тонус. Каждую мышцу и нерв он настраивал, как отдельные инструменты в оркестре, пока они не «зазвучали» слаженно и мощно. Сердце снова заработало в прежнем секундном ритме, а не в темпе лихорадочного галопа, руки и ноги стали послушными, легкими и сильными. «Порядок, — высветилась в голове мысль довольного «Васи». — Свеж как огурчик. Известна тебе этимология этой фразы, мон шер ами?» — «Известна, — буркнул Никита. — Лучше следи за средой. Никто не крадется? А то я что-то нюх потерял». — «В радиусе километра никого. В двух километрах к северу ощущаю пульсацию полей в широком диапазоне». — «База, все правильно. Где-то там Калашников…» — «И Фло Дженнифер…» — «Что ты хочешь этим сказать?» — «Она мне не нравится. При ее приближении у меня начинаются сбои, словно немеют рецепторы…» — «Ты просто ревнуешь. Она странная женщина, но в ней есть какая-то загадка». — «То есть программатор Чужих. Она их шпион, доказательств хоть отбавляй». — «А последняя записка? Если она резидент, то ее записка — прямая утечка информации. И все, хватит полемики».

Никита вскочил на ноги.

Угрюмая стена вудволлового леса светилась коричневым, небо было почти черным, с багровыми тусклыми пятнами, грунт под ногами был холодным и твердым, словно его специально утаптывали.

— У них должна быть сигнальная сеть, а я ничего не чувствую.

— Должна быть, — согласился Пинаев. — Хорошо, что мы не вышли к воде. Охранять базу вроде бы ни к чему, если есть силовой пузырь над островом, то я бы на их месте поставил дополнительные охранные системы.

— Приводи в чувство Кхеммата. Не дает мне покоя вопрос, почему он высадил нас здесь, а не на базе? Странно как-то, нелогично… Кхеммат, конечно, не ожидал встретить нас в каюте Флоренс, но не учесть этот вариант… Ладно, разберемся. Интересная у дайсониан финиш-камера метро — плита и все. А я ломал голову, что за каменные плиты понатыканы на островах… Знать бы раньше… В темноте ориентируешься?

— Не очень хорошо, но силуэт твой вижу.

— Будешь подстраховывать с тыла.

Никита проверил заряд в «универсале» и обойму в пистолете Кхеммата, стреляющем иглами сна. Пистолет был изящен и красив особой хищной и зловещей красотой, форма его была доведена до совершенства, и Пересвет с мимолетным сожалением подумал, что, в отличие от дайсониан, у человека первыми достигли совершенства орудия уничтожения себе подобных.

Пинаев порылся в аптечке, подсвечивая под руку фонарем, нашел осмоампулу противошокового аппарата, но Никита остановил его.

— Не надо, он очнулся. Вставайте, Суннимур, не притворяйтесь, вы меня слышите.

Кхеммат открыл глаза, повозился и сел. Он казался спокойным, хотя это было спокойствие готовой к броску змеи.

— Вам все равно не выбраться отсюда. Эти плиты — лишь выходы из метро, а вход — на территории базы.

— Ничего, — тихо сказал Пинаев. — Выберемся.