Виталий Забирко - Тени сна (сборник)

— И слава богу, что так говорят! Но путь-то закрыт с той стороны. Если наш «пинкертон» выйдет на этот путь, я ему не завидую.

— А вы, Иохим, надеетесь, что путь через похищенных детей ближе?

— Да, святой отец. И гораздо ближе, чем вы думаете. Книги нужны только время от времени, поэтому они находятся у разных лиц. А вот некрещенные младенцы… Они пошли, как и зубы Гонпалека, на порошки и снадобья. И следы их заканчиваются не у рядовой суккубы, и, тем более не у инкуба.

(Гюнтер содрогнулся. Самые чудовищные предположения о судьбе детей оказались наиболее близкими к истине. До какого же мракобесия здесь докатились!)

— Послушайте, Иохим, из ваших слов я понял, что вы предоставили сыщику полицейское досье? В том числе и дело Гонпалека?

— Да. Но не все. Только то, что посчитал нужным.

— Какого дьявола вы впутываете сюда полицию?! Если ваш сыщик вступит в контакт с Губертом…

— Не упоминайте имя врага человеческого всуе! — с иронией перебил священника бургомистр. — Накликаете… Не вступит. В соответствии с условиями договора. А потом, Губерт сам по уши в дерьме в деле с Серым. Так что не в его интересах болтать. Да и не знает он ничего.

Молчание. Тяжелый вздох, стук стакана о стол, скрип освобождающегося кресла.

— Хорошо, Иохим. Посмотрим, во что это выльется.

— Посмотрим.

Глухие, удаляющиеся шаги священника.

— Вы забыли трость, святой отец. На улице вечереет.

— Спасибо.

Шаги возвратились.

— Спокойной ночи, Иохим. Да хранит вас святой дух!

— И вам того же, отче.

Звук удаляющихся шагов. Шорох зажигаемой спички. Шумная затяжка сигаретой. 22.48. Конец записи. Больше «клоп» из ручки портфеля не отзывался.

Гюнтер откинулся на спинку кресла. «Кот в мешке» потяжелел. Добавились книги из библиотеки бургомистрата, некто Губерт из полиции, какой-то реализатор (вероятно, прибор) и Серый. Очевидно, кличка, и, судя по упоминанию рядом с ней полиции, кличка уголовника. Спрашивается. какой прибор может быть у уголовника?

Гюнтер вспомнил мнение бургомистра о судьбе детей и откинул с правой ноги полу халата. Несмотря на горячую ванну, нога по-прежнему была беломраморной, кожу покалывали холодные льдистые иголки. Он тщательно, сантиметр сантиметром ощупал ступню. Опухоль спала, и боли не чувствовалось. Нога, как нога. Но при мысли, что в «чудодейственной» мази могут оказаться столь чудовищные ингредиенты, ему стало не по себе.

Напоследок Гюнтер прокрутил запись своих вчерашних разговоров с пятого «клопа», которого носил в лацкане пиджака. С записью беседы с магистром Бурсианом вышла небольшая странность — записался только голос Гюнтера, все его реплики, ответы на вопросы магистра, а вот голоса магистра слышно не было. Почему-то именно с магистром аппаратура забарахлила. Поневоле могло повериться, что магистр напрямую связан с нечистой силой, если бы Гюнтеру не приходилось встречаться с узкополосными глушителями избирательного действия. Судя по фокусу магистра с собственной тенью, он вполне мог иметь такой глушитель.

Опустив в память компа некоторые из разговоров. Гюнтер рассоединил комп и приемник и спрятал их в сумку. Жаль, что в приемнике было только пять каналов. Не очень разумно он распорядился «клопами». Он взглянул на часы. Без двух одиннадцать. Несмотря на обработку записей компом, прослушивание тем не менее отняло порядочно времени. Он подошел к двери и повернул ключ. И как раз вовремя, потому что буквально минут через пять в дверь постучали.

— Войдите! — крикнул Гюнтер.

Вошла горничная, миловидная пожилая женщина.

— Доброе утро, гирр Шлей. Ваш кофе и газеты.

— Спасибо.

— У вас прибрать?

Гюнтер бросил взгляд на передвижной столик с остатками ужина.

— Не сейчас. Через полчаса я уйду.

— Ваш счет за вчерашний ужин.

Гюнтер взял листок и с трудом удержал на месте брови, полезшие было вверх. Линда действительно любила повеселиться. С каменным лицом он расплатился.

Горничная ушла. Гюнтер сел за журнальный столик, налил кофе и взялся за газеты. Ничего нового, тем более о Таунде, газеты не сообщали. Завал на автостраде все еще не растащили, даже точного числа жертв не было установлено. В голове Гюнтера невольно возникла странная параллель между вчерашним сожжением уборочной машины и видением повредившегося рассудком водителя клина голых ведьм на помелах над автострадой. Он раздраженно отбросил газеты. Ведьме на помеле, несомненно, было бы легче «стартовать» с третьего этажа (будь он у госпиталя святого Доминика), чем со второго. Так же, как и забрасывать нечистотами с высоты гостиницу «Старый Таунд».

Он допил кофе и принялся одеваться. Карманы пиджака оттопыривались оружием, он хотел было переложить его в сумку, но задержал в руках. Кажется, он начинал понимать, на что намекал бургомистр в «Охотничьем застолье», говоря, что своим личным оружием Гюнтер в Таунде может только ворон пугать. Он положил «кольт» на стол, а из «греты» вынул обойму. Догадка оказалась верной. Пули блестели полированным блеском белого металла, а у зажима гильзы на пулях стояло фабричное клеймо пробы чистого серебра. Гюнтер вынул патроны из барабана «кольта» и увидел ту же картину. Производство серебряных пуль, осиновых кольев и прочих аксессуаров борьбы с нечистой силой в стране, похоже, вышло из кустарных мастерских и было поставлено на поток.

Наперекор предупреждению бургомистра Гюнтер бросил «антибесовское» оружие в сумку и достал свой «магнум». Класть его в карман было бы по меньшей мере неумно — слишком он оттягивал карман и кособочил пиджак, — поэтому сделал петлю из запасного соединительного шнура компа и подвесил пистолет под мышку.

И тут он вспомнил о соседе. Неизвестно, с какой целью в Таунде оказался Моримерди, но оставлять сумку с аппаратурой в номере, как вчера, не стоило. Как там говорил отче Герх — береженого и бог бережет. Гюнтер отпустил ремень сумки подлиннее и перебросил ее через плечо. Затем зашел в ванную комнату, взял веточку из пучка, принесенного с места сожжения уборочной машины, а пучок бросил в мусорную корзину.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Спустившись на первый этаж, Гюнтер не вышел в фойе, а свернул в левое крыло гостиницы и прошел до конца коридора. Он не ошибся. Служебные помещения находились здесь и занимали четыре последние комнаты. На трех дверях висели таблички, а на крайней, меньшей по размеру, обшарпанной и грязной не было ничего. Гюнтер толкнул дверь без таблички, и она, как он и предполагал, распахнулась. В каждой гостинице есть каморка, куда складывают ненужный хлам и редко требуемый инвентарь, и эта каморка никогда не запирается.