Филип Дик - Всевышнее вторжение

– В такой обстановке, – заметил Элиас, – наши головы легко могут оказаться на серебряных блюдах. Как то случилось со мной однажды. Я понимаю, что произошло: Велиал уже не в клетке, куда посадила его Зина. Он вырвался на свободу, в наш мир. Но я должен сказать: «Маловерный! Зачем ты усомнился?» – ведь всё, что может быть сказано, было сказано много веков назад. Я соглашусь, чтобы Линда Фокс получила небольшую долю эфира на нашей станции, так ей и передай. Она сможет петь всё, что ей захочется.

– Я кладу трубку, – сказал Херб Ашер. – Нужно позвонить ей и сказать, что поездка на Западное побережье откладывается. Я не хочу впутывать её в свои неприятности. Я…

– Ладно, поговорим позднее, – прервал его Элиас. – Но я бы посоветовал тебе позвонить Райбис. Последний раз, как я её видел, она плакала. Она боится, что у нее язва желудка. И что это может привести к раку.

– Насколько мне известно, – заметил Херб Ашер, – язва желудка не приводит к раку. С того то всё и началось, что я увидел, как Райбис Ромми заливается слезами над своей болезнью. Она любит болеть, любит страдать. Вот я и подумал, что нужно бежать от всего этого, и подальше. Ладно, только сперва я позвоню Линде Фокс.

Господи, думал он, я всего-то и хотел, что улететь в Калифорнию и начать новую, счастливую жизнь. Но макрокосм проглотил меня вместе с моей счастливой жизнью. Откуда Элиас достанет эти тридцать миллионов? Уж всяко не от распродажи нашего товара. Возможно, Господь пошлёт ему казначейский слиток золота или осыпет его дождём золотых монет, золотых снежинок, подобным той манне небесной, которая сохранила жизнь евреям, попёршимся следом за Моисеем в пустыню. Как отметил Элиас, всё уже было сказано много веков назад и всё уже случилось много веков назад. Моя жизнь с Линдой Фокс была бы чем-то совершенно новым. А здесь меня снова терзает слащавая струнная музыка, которая вскоре сменится духовными песнопениями.

Он позвонил Линде Фокс в Шерман-Оукс и нарвался на автоответчик. На экранчике телефона появилось её лицо, но оно было искажённое, механическое и одновременно какое-то оплывшее. А ещё он увидел, что кожа у неё плохая, неровная.

– Нет, – испугался он, – я не буду оставлять сообщение, лучше потом перезвоню.

И положил трубку, даже не представившись. Скорее всего, думал он, через какое-то время она сама мне позвонит. Когда начнёт тревожиться, почему меня всё нет и нет. Ведь что ни говори, она же меня ждала. Но почему она выглядела так странно? Наверное, какая-нибудь старая запись. Ну конечно, а то почему бы ещё. Чтобы успокоиться, он включил одну из аудиосистем, выставленных в магазине, систему с очень надёжным предусилителем, использовавшим звуковую голограмму. Он настроился на канал классической музыки, один из самых своих любимых. Однако… Однако из колонок зазвучала отнюдь не музыка. Шелестящий шёпот, он едва разбирал слова. Да какого там хрена? подумал он. Что он там нашёптывает? «Устал», шелестел непонятный голос.

– …и испуган. Никак невозможно… тяжкое бремя. Ты рождён, чтоб терпеть поражение; ты рождён, чтоб терпеть поражение. Ты никчёмен, ни на что не годен.

А затем звуки старой классической песни: «Ты ни на что не годен» в исполнении Линды Ронштадт. Раз за разом Ронштадт повторяла одни и те же слова; казалось, это продлится до бесконечности. Повторяла монотонно, гипнотически. Херб Ашер стоял и завороженно слушал. А ну его на хрен, решил он в конце концов и выключил систему. Но слова всё крутились и крутились в его мозгу. Наплывала мысль: ты никчемен, ты никчемный человечишка. Господи, подумал Херб Ашер, да это во сто крат хуже, чем слащавая музыкальная жвачка, это яд, и яд смертельный.

Он позвонил домой и долго слушал гудки, в конце концов Райбис сняла трубку.

– Я думала, ты в Калифорнии, – сонно пробормотала она. – Tы меня разбудил. Ты хоть понимаешь, сколько сейчас времени?

– Мне пришлось вернуться, – объяснил Ашер. – Меня ищет полиция.

– Я буду спать, – сказала Райбис.

Экран погас; он смотрел в тусклое, серое ничто.

Они все спят, а если и отвечают, то автоответчиками, подумал он. А если ты сумеешь вынудить у них ответ, они называют тебя никчемным. Царство Велиала обесценивает всё сущее. Потрясающе. Именно то, чего нам не хватало. Единственным светлым пятном был этот коп, попросивший меня за него молиться. Даже Элиас ведёт себя несколько странно: предлагает купить за тридцать миллионов радиостанцию, чтобы мы могли сказать людям… ну то, что уж он там хочет сказать людям. А заодно продавать им домашние аудиосистемы с крещением в качестве бонуса. Он бы ещё раздавал им фильмы из жизни животных.

Животные, думал Ашер. Велиал – животное; голос, звучавший сейчас по радио, был голосом животного. Голос существа не высшего, чем человек, а низшего. Животное в худшем смысле слова: подлое и грязное; он зябко поёжился. А тем временем Райбис спит, грезит о злокачественной опухоли. Аура болезненности, постоянно её окружающая, вне зависимости, сознаёт она это или нет. Она – свой собственный патоген, сама себя инфицирует – на манер самооплодотворяющихся животных.

Ашер выключил свет, вышел из магазина, запер входную дверь и пошёл к припаркованной машине, решая на ходу, куда же теперь направиться. Домой, к стенающей, страстно увлечённой своими болячками жене? В Калифорнию, к бездушному одутловатому образу, мелькнувшему на телефонном экране?

На тротуаре рядом с его машиной что-то пошевелилось. Пошевелилось и неуверенно, боязливо попятилось. Животное, покрупнее кошки. Но вроде бы не собака.

Херб Ашер остановился и протянул руку. Животное начало боязливо приближаться, и в тот же момент он услышал его мысли. Телепатия. Я с планеты звёздной системы CY30-CY30B, думало ему животное. Я один из автохтонных козлов, которых в прошлые времена приносили в жертву Яху.

– Что ты здесь делаешь? – спросил потрясённый Ашер. Это не вязалось со здравым смыслом, это было попросту невозможно.

Помоги мне, думало козломорфное существо. Я следовал за тобой, я прилетел следом за тобою на Землю.

– Ты лжёшь, – сказал Херб Ашер, а затем открыл машину, достал электрический фонарик и посветил на животное.

Это действительно был козёл, не очень крупный и не совсем такой, как обычные земные козлы.

Пожалуйста, возьми меня с собой, позаботься обо мне, думал ему козломорф. Я заблудился, я потерял свою маму.

– Ну конечно, – согласился Херб Ашер.

Он снова протянул руку, и козёл боязливо подошёл. Какая странная морщинистая мордочка, думал он, и какие острые копытца. Совсем ещё малыш, вон как дрожит. Изголодался, наверное. Оставить его здесь – наверняка попадёт под колёса.

Спасибо тебе, думал ему козломорф.