Олег Дивов - Симбионты

Если бы Леха разбирался в таких вопросах получше, он бы понял, что это любовь. Только не требовательная, нервная и ревнивая, как у юноши к девушке, а спокойная, взрослая, уверенная.

Модели оказались совершенно идентичны, вплоть до малейших потертостей. Одна пластмассовая, а другая – тоже искусственная, но живая. Господи, подумал Леха, как же вас стало много, было-то – облачко, а теперь вон какая тут стоит… Вещь! Вы здорово разогнались, и наверное, не от хорошей жизни. Но вы уцелели. Вы ждете меня здесь. Какие вы молодцы!

Он с трудом оторвался от вертолетиков и подошел к Семенову. Тот повернулся, и Леха чуть на месте не подпрыгнул от восторга: в руках у техника был «Апач». Не сгорел, оказывается, не погиб. Но как он в лабу-то забрался?!..

– А это тут откуда?

– Твои на нем прилетели, – спокойно ответил Семенов. – Думаешь, они пешком сюда пришли? Не-ет. Они умные. Добыли себе транспорт.

Техник мотнул головой в сторону окна.

– Я их пустил. А то чего они, как бедные родственники, на карнизе сидели.

– Можно? – Леха потянул руку к «Апачу».

– Зачем?

– Хозяину верну. Это игрушка одного мальчика.

– И не стыдно тебе у маленьких игрушку отнимать? – поинтересовался Семенов.

– Так я и хочу отдать!

– Пацану с зарплаты купишь новый, – заявил Семенов. – А этот оставь маленьким.

И вернулся к своему занятию. У него был листок с буковками-наклейками, и техник как раз лепил на борт игрушки последнюю. С вытянутой руки полюбовался на результат и, похоже, вполне довольный собой, пристроил «Апач» на пустой стол у окна.

На борту игрушки красовалась белая надпись: «ЭВАКУАТОР».

– И вот что. Мишке не вздумай говорить.

Леха понял, о чем речь, но с Семеновым надо было держать ухо востро, поэтому он на всякий случай переспросил:

– Какому Мишке?

– Приятелю своему. Директору. И вообще никому не говори. Ничего. Ни слова.

– Кроме вас?

Семенов поднял на Леху свои медвежьи глазки:

– Мне тоже не говори.

Леха коротко кивнул. Вдруг захотелось сделать «руки по швам», повернуться через левое плечо и строевым шагом удалиться к месту несения службы. Загадочно хихикая при этом.

– И перед гопотой талантами не сверкай, – сказал Семенов. – А то скоро весь город будет знать, что ты – наноробот!

У Пети был сегодня отгул, и когда Семенов ушел обедать, Леха остался в одиночестве. Поставил стул напротив стеллажа, уселся и любовался вертолетиками.

Очень хотелось взять их обоих на руки и погладить, рассказать им, какие они хорошие, но Леха сдерживался. А потом, вдруг еще настоящие вертолетики приревнуют его к модели!

Живые существа, они такие. Вот Даша явно ревнует его к Марии. И Принц ревнует его к Марии. А мама – ко всему миру. И даже отец, небось, тоже к чему-нибудь или кому-нибудь ревнует. Один Семенов вне подозрений. Но Семенов это же глыба, матерый человечище. Ходячий памятник идеальному технику-лаборанту. Интересно, есть ли у него жена и дети. А может, он… того? Наноробот? Дед с программистом Гуревичем сделали тут нескольких крошечных семеновых, а те начали реплицировать и вымахали в этого здоровенного дядьку.

И посадили Гуревича на самом деле не за кражу ноутбука с архивом Деда, а за злостное нарушение конвенции.

А Семенова кто же посадит, он – памятник…

Вертолетик, тот, что слева, раскручивал винт.

Леха дернулся от неожиданности и сразу понял что сейчас будет. Он протянул вперед сомкнутые ладони.

Вертолетик чуть подогнул лапки и плавным тягучим кошачьим движением спрыгнул с полки – вперед и вниз. Подтормаживая себя винтом, мягко опустился в руки человека.

– Дружище… – проворковал Леха, едва не задыхаясь от умиления. – Здравствуй, мой хороший…

Он гладил вертолетик, как котенка, и тот медленно таял под его рукой, впитываясь в нее. Это было совсем безболезненно, только немного щекотно. Вертолетик становился меньше, меньше…

Растаял в руках.

Леха откинулся на спинку стула и закрыл глаза. Он был счастлив.

Машинально он почесывал ладони.

Глава 28

– Вот какая я оказалась сволочь, – сказала Мария. – И даже умолять тебя о прощении бессмысленно. Я тебе кинула такую подлянку, за которую прощать нельзя. Если бы ты мне сейчас в глаз заехал, я бы поняла.

– Ну-ну, – смутился Леха. – Перестань.

– Не перестану. Ты очень добрый, но поступишь неправильно, если все простишь и забудешь. Тебе беречься надо, Лешенька…

Леха помотал головой: она произнесла это в точности как его мама.

– Ты должен помнить: раз в тебе живет пятая серия, рано или поздно к тебе подкатит тварь вроде меня, загруженная очередной микрогадостью… Меня-то подставили, а следующую купят. Это я тебе и как пиарщик говорю, и как женщина. И она полезет тебе не в душу, а сразу в постель. Она будет казаться влюбленной в тебя по уши и очень доступной. Запомни это, Леша, и будь внимателен. От тебя не отстанут. Ты им нужен.

– Если бы я… – буркнул Леха. – Себя-то мне не жалко.

– Не говори так.

В серьезных школах, где детей не натаскивают, а именно учат, прогуливать уроки – себе дороже. Но дети есть дети, их хлебом не корми, дай вырваться на свободу. Поэтому в серьезных школах за прогулы еще и дрючат с удвоенной силой. К прогулу надо подходить серьезно и умело. Он вроде побега из тюрьмы, подготовку любит: знание местности, запас провианта, цивильная одежда, документы…

К счастью, Мария не была бы Марией, если бы не сперла при первой возможности пачку фирменных нанотеховских бланков. Обстоятельный Принц сказал, что одного бланка недостаточно, отсканил печать с пропуска – и бумажка из пресс-службы с просьбой отпустить Кузнецову, Васильева и Решетникову для съемок «информационного материала» вышла прямо лучше настоящей.

Сам Принц гулял вообще по делу: у них там на полном серьезе чего-то упало и не хотело вставать. Оно бы не встало даже с его помощью, но жалко терять такой повод, и Принц сегодня удрал бы из школы по-любому.

Чтобы уж точно не спалиться, засели у Марии на кухне, в скромном папином особняке на окраине. Дом строился еще в «бандитские» времена, и выглядел крепостью: стены толстые, окна словно бойницы. При необходимости тут можно было продержаться.

Первым выступал Леха, сухо и глухо, и уложился в три слова:

– Вот, – сказал он, положил руку на стол, и из-под манжета выполз на ладонь небольшой, в половину спичечного коробка, серебристый вертолетик. – Пятая серия.

В кухне повисло гробовое молчание, а потом Даша пискнула:

– Ой! А можно его… Погладить?

Леха с улыбкой протянул ей ладонь, но не тут-то было: вертолетик спрыгнул на стол, бодро скакнул с него на плиту, оттуда на шкаф, и затаился на стратегической высоте.