Галактика Алфавит - дом лысых обезьян (СИ) - Никитин Петр

— Я должен быть счастлив во время экзекуции?

— Да Джим. Постарайся.

— Я готов…

Доктор Конпол ел молча. Его сердце билось в бешеном ритме, а ноги и руки сковали спазмы. Вдруг он засмеялся:

— Вы меня кормите словно пингвин кормит птенца! Очень похоже только без криля и рыбы! Впрочем, рыбный соус может исправить данное упущение!

— Здесь только свекольный салат и борщ — сказа Твигг — Что имеем тем и делимся.

— Красивая масса — сказал Конпол — По цвету как креветки…

Твигг смолчал. Для доктора психологии появление пациента со срочно внедрённым ЧИКСО было горьким явлением. За двадцать пять лет он должен был убедить упрямого историка прочипироваться. Сейчас эгосфера считывает состояния не только Джима, но и самого Эрнста. Твигг может быть объявлен шарлатаном, или диверсантом, или ленивцем и будет вынужден сменить профессию.

Конвойный был явно обескуражен:

— И это всё? Вся процедура? — сказал он растерянно — Человек поиграл в пингвина и теперь свободен? Мне кажется тут что-то не то…

— Сообщите командирам о своём мнении — сказал Твигг строго — Вы получите совет, отшутиться от ваших слов. Сомнения не красят человека в форме!

Солдат последовал совету социального психолога и уже через пару минут начал шутить. Шутил он как умел.

— Конпол, ты чувствуешь вкус свёклы? А? — говорил он — Ты же агроэдемовская тля и ты должен кушать овощи каждый день! А? Удобрения лишними не бывают! А? свёкла уже переварилась? А?

Военный даже насвистывал:

— Почему ты Конпол не стал творцом? А? Почему ты не стал гением? А? Почему ты не стал отцом? А, Конпол? Почему ты не стал отшельником? А, Конпол? Кем ты стал? А? Кем ты стал? А?

Военный раскачивался на хлипком стуле, а рыбки устроив около стекла бойкую возню, казалось ему подпевали: "Кем ты стал? А? Ты ведь теперь не труп! А кем ты стал? Ты не труп! Ра-а-адуйся! Ты теперь не труп! Ты не труп! Ты не труп! Ра-а-адуйся!"

Когда экзекуция закончилась Джим Конпол упал в обморок. Решение своей судьбы он принимал в бессознательном состоянии.

Доктору истории сохранили жизнь и позволили дальше спасать цивилизацию. В парк он возвращался на фаэтоне в окружении знакомых военных. Твигга конвой забрал с собой.

— Вы должны следить за гражданским директором парка — сказал ему старший конвоя — Вы своими манипуляциями сохранили этой тле жизнь, поэтому до окончания спасательных работ будите лично следить за своим пациентом и отвечать за него головой.

— Смола знает чего хочет — прошептал Твигг…

32. Гууз проснулся в Раю

Гууз Талахаарт проснулся с рассветом. В распахнутые настежь окна стыдливо пробирался ласковый ветерок, заставляя трепыхаться невесомую вуаль шёлковых штор. На стенах, покрытых молочной пастелью, в грубые иероглифы, сплелись тени листвы и веточек. Свет Звезды, видимо пал на глухие стены особняка, поэтому комнату заполнял, рассеянный, серебристо-жемчужный свет.

Талахаарт лежал смирно, боясь случайным движением спугнуть ощущение абсолютного счастья.

Впервые за много лет, с тех пор как он перестал быть мальчиком, Гууз чувствовал в своём сознании приятную невесомость. Все детские обиды, которые много десятилетий отравляли его разум и душу, испарились, растаяли как туман в утренней свежести.

Усилием воли, с помощью импланта всеобщего, Гууз отключил звукоизоляцию и слегка прикрыл окна. Шум ветра, настоящего ветра в листве вязов, щебет зябликов, настоящих зябликов строящих гнездо, проник в комнату и дополнил душевное умиротвореннее красотой и величием природы.

Рай для Гууза, шпиона, псевдовоенного псевдоисторика, теперь, с этого рассвета, был не мифическим, сказочным местом, а конкретным состоянием сознания, в конкретное время, на конкретной планете. Ему следовало омыть руки и тело, избавиться от сгустков крови, следов борьбы, но эти следы были важны для Гууза, как для мужчины, который всю свою жизнь вёл войну с самим собой. Эти следы были наградой за победу в этой войне.

Гууз прислушался, возня вечно озябших пёстрых пичуг, заглушала другие звуки. А может другие звуки и вовсе ещё не проснулись. И все остальные обитатели особняка ещё видят последние сны. Под утро, лысые обезьяны видят наиболее яркие из всех возможных, и цветастые сны. Это сны, важные для здоровья.

Как говорила Добрая Рут: — "В деле реабилитации духовного покоя, только дрыхня настоящее лекарство, всё остальное лишь никчемное плацебо".

Грег и Рене уснули совсем недавно, против своей воли, под действием пилюль. Спать они будут ещё долго и крепко и совсем без сновидений.

Гууз предлагал юношам воспользоваться гипносном, но они воспротивились "туману страданий", предпочтя ему временное небытие.

Все втроём они делили одно ложе на всех. В полудрёме Гуузу казалось что рассеянный свет Звезды покрывает простыни, спины, бёдра, подушки, руки и головы невесомой цветочной пыльцой, чей аромат напоминает смесь крови и пота, благостное зловоние, приятное, словно материнское молоко.

Гууз, морщился и щурился, пытаясь продлить то светлое, сладкое чувство, которое испытал прошедшей ночью, когда невинный спор по поводу усов привёл к исполнению мечтаний, тех мечтаний, чьи тени никогда прежде не касались его сознания. У Гууза, как и у многих лысых обезьян все истинные мечты были всегда скрыты под тяжёлой, непроницаемой глыбой травматического опыта. Ведь мир, в котором есть сила тяжести, для любого, новорождённого прямоходящего, полон боли и твёрдых поверхностей.

Мысли аркана лениво сочились в овраге тёмных суеверий по камням первобытных религий.

— Золотые письмена на перламутровых страницах книги Озиркиля были созданы здесь в Раю. — размышлял Гууз — Иначе и быть не может. Местная Вельи, удивительное огненоликое светило, которое по праву называется Звезда, своими лучами словно тончайшими кистями, пишет по небесам прозрачным золотом, как наверное сам Источник-Вечной-Жизни писал огненной кровью по мертвому перламутру, и пишет не какие-то глупости про любовь, а пишет слова изначальной жизни, буквы творящие чистый и очищающий огонь. И я своим сердцем, на пике могущества, продолжаю труд Праотца и мне не нужны ни служанки, ни другие слепцы чьи смыслы жизни ковыряться в носу во время чтения старинных книг. Я сам целый мир, и я сам для себя, есть и слово, и звук…

Рене лежал на груди. Его бёдра и предплечья, покрывали чёрные пятна синяков. Кровь уже засохла, к бордовым разводам прилип пух разодранной подушки. Он улыбался, той самой детской улыбкой, с которой в будущем, возможно, будет изобретать упаковку для авокадо или пасти страусов.

Гууз зажмурился и вдохнул манящий аромат любви как можно глубже, в нижнее доли своих лёгких, чтобы наполнить концентрированным удовольствием всё своё естество.

Но полностью насладиться чудесным благовонием Гууз не успел. Мужчину прервали в самый неподходящий момент. Дверь распахнулась и в комнате беззвучно возникла Валькирия, грозная воительница, чемпион Чёрных Игр.

— Что отрастил настоящие усы? — насмешливо сказала она — Что-то я не вижу чтобы твои тоненькие лицевые волосики были сплетены косичкой… Странный ты… Медлительный… Неужели не успел? Тебе ведь подарили столько часов, а тыпотратил их на мерзкие вещи.

Гууз, хоть и был опытным контрразведчиком, но после слов воительницы, мурашки страха пробежали по всему его телу, а капли холодного пота заструились по вискам и шее.

— Вы закончите это утро смертью! — в волнении сказал он — Немедленно прекратите нарушать границы моего эго!

— Ах да, твоё эго — Валькирия усмехнулась — Тебе, усач наверное не сказали, но твоего эго больше не существует. Лопнул пузырь, теперь ты голый.

— Я не голый. Вернее голый, но не в этом смысле — пробормотал аркан.

— Нет ты голый — сказала Валькирия — Как цветок в поле. Открыт Звездным лучам… Открыт ветрам… Качаешься на своих ножках, ждешь бабочек, шмелей, пчёлок…

Гууз неожиданно ясно представил "пчёлок и шмелей": полосатых, пушистых, дружных, и лишь потом понял почему. В комнате слышалось едва заметное жужжание. Это означало, что спасения нет.