Валерий Вотрин - Журнал «Приключения, Фантастика» 1 96

— Семьдесят первый!

— Давай еще ниже!

Живоход послушно переползал с уровня на уровень. И не было ему преград в подземельях, будто скрывал он себя и всех сидящих в нем под какой-то волшебной шапкой-невидимкой. Никто не поднимал тревогу. Никто не делал ни малейших попыток вышвырнуть чужака вон, уничтожить его, подавить!

— Они как муравьи, — сказал вдруг Глеб. — Если в муравейник лезет явно не свой — бросаются все. Но есть такие жучки, похожие на муравьев, только побольше, они могут пролезть везде и повсюду, и всем плевать. Он у них половину яиц сожрет, другую перепортит. А они хоть бы хны… А знаешь, почему?

— Почему? — спросил Иван.

— А потому что от вторжения этих жучков ни черта не меняется, все восстанавливается и отлаживается быстрее, чем они могут навредить. В конце концов их сминают будто между делом. Понимаешь, Иван, они не страшны для муравейника! Потому что муравейник — это не что-то одно, живое, смертное, а это система. Система будет существовать вопреки всем жукам.

— Про системы я кое-что знаю, — согласился Иван. И спросил, будто у себя самого, с сомнением: — Ну, а ежели этот муравейник взять и сжечь со всеми потрохами?!

— И с людьми?

— Да, и с людьми… которым уже ничем нельзя помочь, которых не спасешь.

— Но ведь меня спасли!

— Таких единицы.

— Но они есть! — упрямо стоял на своем Глеб.

— Да, они есть, — согласился Иван. — Значит, жечь муравейник не будем.

— Девяносто пятый! — прохрипел Кеша. Он был занят своим.

Все, что когда-то находилось в этих залах, комнатах, бункерах, переходах, шахтах, туннелях, было разрушено — машины, оборудование, приборы, датчики… видно, ничто из этого не представляло для новых хозяев ценности. Разбитые панели осколками валялись на полах и настилах, обрывки проводов жгутами свисали со стен. И почти везде висели, лежали, стояли в чанах люди — жалкие, страшные, изможденные и распухшие до неузнаваемости, повсюду шел неостановимый и лютый процесс изъедания плоти старой и наращивания плоти новой, омерзительной, гадкой, чудовищной, но, наверное, более подходящей пришельцам из Пристанища. Да, Земля, становилась… уже стала частью чудовищного иномерного Пристанища. В ее мрачных недрах шло Воплощение Предначертанного.

На сто тридцать седьмом уровне открылись взорам огромные аквариумы, наполненные питательной смесью. Их были тысячи, бесконечные ряды мутных грязных аквариумов-отстойников. Кеша крушил все направо и налево — толстенные непробиваемые стекла осыпались граненой крошкой, тонны поганой жижи выливались в трубы, стекали в глубинные шахты, унося в своих помойных потоках конвульсивно дергающиеся тела выращиваемых демонов. Там было много всяких отвратительных чудовищ с человечьими глазами, были и такие, каких удалось уничтожить над крышей Форума — крыластые с мордами птеродактилей. Этих Кеша не считал. Но бил! бил!! бил!!!

— Глубже нельзя, — сказал вдруг Глеб, — мы потом не сможем пробиться наверх.

— Пробьемся! — отрезал Иван, — Идем вниз, до самого дна!

— А вдруг его нет?

Иван усмехнулся. Он-то знал, что дно всегда есть. И все же с Глебом что-то случилось, заключение в подземельях не прошло для него бесследно. Стал нервным каким-то, суетным, неуверенным… и немудрено. Иван вздохнул тяжко. Других у него нет, надо работать с этими. Надо искать слабое место. Искать, чтобы ударить в него со всей силы, со всего маху… а не распыляться, не растекаться мыслию по древу.

Дил Бронкс на своем уродливом исполине вынырнул из подпространства в мертвой зоне за Трансплутоном. С ходу сжег три шара негуманоидов, не оставив от них ничего, кроме расползающегося облака светящегося газа. И довольный собой, потирая обрубок левой руки, которая все еще продолжала невыносимо болеть, на самом тихом ходу поплелся к Земле.

Он хотел немного поспать перед встречей с недоброй планетой-мачехой. Голова от перенапряжения нещадно болела, ноги дрожали да и самих сил оставалось не так-то много. За последний год Дил постарел сразу лет на сорок.

И все же на всякий случай он прощупал радарами Плутон и Уран. Они были мертвы — все города, станции, рудники, заводы поверхностные и подземные, молчали. Значит, трехглазые успели побывать на этих планетах, и плестись у них в хвосте, по их следам бессмысленно.

Дил смежил веки. Но опять перед внутренним взором его явилось искаженное болью и ужасом лицо Таёки. Она преследовала его повсюду. И избавиться от этого видения было невозможно. Дил застонал, открыл глаза.

Радары молчали. Но на центральном обзорнике, прямо перед носом корабля на расстоянии не более миллиона миль висело черное беспросветное пятно. Таких в Солнечной прежде не бывало.

— Вот и выспался! — озлобленно прохрипел седой и усталый негр.

Такое пятно не могло нести ничего доброго. И Дил, не запрашивая бортового «мозга», дал по нему двумя плазменными шаровыми молниями направленного боя. Обе прошли мимо, будто по команде обогнув черноту.

Положение становилось интересным.

— Что это? — запросил Дил. «Мозг» думал недолго.

— Объект не поддается определению, — доложил он, — но изошел он из третьего континуума. Нами устранен быть не может.

— Не может, сукин сын! — выругался в сердцах Дил. — Тогда тормози и забирай левее, обойдем. И ты мне мозги континуумами не пудрь! Я Вселенной занимаюсь двадцать лет, нечего мне голову морочить!

«Мозг» не умел обижаться.

— Вселенные тут не причем, ни ваша, ни другие, все они являют собой первый континуум пространств и измерений. Второй — есть искусственно свернутые пространства, вырванные из наших вселенных и именуемые вами Пристанищем. Третий континуум существует вне двух первых и не прощупывается нашими приборами. Но он есть, и этот сгусток вышел из него. По вашему запросу могу доложить развернуто и детально.

— Заткнись! — оборвал его Дил. — Я в тот свет не верю!

Никаких ответных мер черное пятно не предпринимало, да и вообще не реагировало на звездолет Системы. И потому Дил решил не связываться, проскочить мимо.

Но когда он почти впритирку шел правым бортом к этому непроглядному мраку, в рубке вдруг вспыхнуло гроздью зеленых болотных огней, запульсировало, и из сумерек выделился четкий силуэт — уродливо-корявый карлик с огромной головой и скрюченными руками застыл прямо перед креслом мыслеуправления, в котором сидел Дил Бронкс.

— Вот это номер! — изумленно выдохнул он. И спросил, сам себе не веря: — Цай! Это ты, что ли?!