Владимир Щербаков - Семь стихий. Научно-фантастический роман

— Метод холодной сварки один из самых новых, — рассказывал Ольмин. Он изобретен приблизительно 2000 лет назад. Здесь нет ни противоречия, ни парадокса. Древние кельты открыли показавшийся им очень легким способ соединения металлов: нужно лишь отшлифовать золотые пластинки и накрепко прижать одну к другой. Металл прочно соединялся. Через две тысячи лет стало известно, что это замечательное свойство обязано особенностям атомной структуры материалов.

Поверхность металла — своеобразный магнит. Ее атомы притягивают посторонние молекулы, оказавшиеся в их силовом поле. Молекулы азота, кислорода, воды, влекомые электрическим полем атомов, так утрамбовываются этим полем, что давление в тоненьком пограничном газовом слое доходит до тысяч атмосфер. Газовая броня — одно из главных препятствий для сварки.

Заменим в нашем маленьком рассуждении молекулы газа атомами металла сущность явлений останется в принципе той же, но эффект будет иной: вместо образования бесполезной «брони» произойдет то, что мы называем холодной сваркой.

Я опускался в тоннели и видел своими глазами, как, сверкая до боли в глазах, уходила вдаль, скрываясь за поворотами, металлическая лента. Ее секции сваривались друг с другом. Металл хорошо передавал рассеянное тепло и выравнивал поле температур; и его нечем было заменить, когда речь шла поистине о космических масштабах.

Из эпохи поздней бронзы до нас дошли круглые золотые коробочки (диаметр 38, высота 25 миллиметров), хранящиеся ныне в Ирландском национальном музее в Дублине. После второго рождения холодного метода (1948 год) эксперты нашли на этих золотых реликвиях несомненные следы сварки.

Древние коробочки с незатейливыми украшениями, золото, туго свитое в круглые вензеля… Быть может, справедливо было бы выдать патент на холодную сварку их гениальным создателям!

— Вряд ли, — заметил Ольмин и продолжил мысль.

Метод-то уж очень прост. Разве трудно представить себе древнего ювелира, изготовляющего в поэтической обстановке почти первобытной хижины украшения для вождя племени и старательно озирающегося по сторонам: не подсмотрел бы кто-нибудь за его искусной работой?

Однако впервые сварка была применена, вероятно, при изготовлении глиняных сосудов. Влажная глина, воск, парафин, смолы, пластмассы легко склеиваются, и сварка бронзовой эпохи справляется с ними куда лучше, чем с металлами.

— Донный поглотитель тепла — это не керамическая безделушка! — сказал я.

— Вы внимательны к деталям, — заметил он, и в этом замечании мне почудился подтекст. (Снова Аира!)

Не надо бы вмешиваться… Какой прок от моего праздного рассказа о ней? Ведь знал же, знал, что он знаком с Ириной… с Аирой. Если Ольмин ни слова тогда не сказал мне в ответ, значит, считал лишним… меня, конечно. «Пора быть умнее, Глеб, — подумал я. — И сдержаннее. Давно пора. Слушай и учись…»

(…Оказывается, сварка на холоде любит чистые металлы, без окислов, без малейших следов жира, влаги и адсорбированных, «прилипших» молекул газов. Под большим давлением поверхностный слой металла разрушается и частично растекается. Обнажаются, выходят на поверхность чистые, так называемые ювенильные слои. В местах их контакта и получается соединение.

Если, сдавливая две пластины, одновременно передвигать одну относительно другой, то выступы, на которых происходит их действительное соприкосновение, разрушаются. Поверхностный слой исчезает быстрее, чем от одного лишь давления, — начинается сварка сдвигом, как ее сейчас называют. Сварка сдвигом требует давлений во много раз меньших.)

И я видел, как механические руки гигантов киберов делали все это, составляя грандиозное сооружение из труб, лент и металлических шаров-накопителей.

Один из киберов погиб. Я видел на экране, как подкосились его механические ноги от непомерной нагрузки и сверкающий левиафан рухнул вниз, на самое дно тоннеля, а на него обрушилась целая секция, смяв его блестящий кожух и прозрачный ксиролевый купол программного управления. Это было за три дня до катастрофы, если мне не изменяет память. Именно с этого дня перешли почти исключительно на сварку сдвигом. Нагрузки уменьшились, но возникла опасность вибраций, на которую сначала не обращали внимания.

А в это время над Землей, на высоте тридцати тысяч километров, заканчивали монтаж колец дополнительных отражателей. Там парили в невесомости почти разумные электрические существа, и я собрался к ним в гости. Ольмин напутствовал меня:

— Там все обстоит гораздо проще. Раз нет атмосферы, значит, к металлу не прилипают молекулы газа. «Брони» нет. Нет окислов и влаги — еще одно преимущество. Вот почему в космическом вакууме работать легче. Холодная сварка может даже стать нежелательным спутником в космических экспедициях и происходить самопроизвольно там, где ее не просят.

Представьте себе демонтаж космического устройства. Люди в скафандрах, металлические конструкции в духе Уэллса, накрепко схваченные болтами… Пробуют отвернуть гайки на крышке какого-нибудь лунного генератора напрасный труд! Гайки приварились к крышке. Болты слились с металлом. Холодная космическая сварка! Тут, смотришь, шкивы приварились к осям сварка сдвигом! — там на машину налипли какие-то лунные самородки. Аврал: нужно резать автогеном!

Разумеется, этого не будет: специалисты вовремя разобрались в секретах маленьких золотых коробочек из Ирландского национального музея.

КАТАСТРОФА

Вечером накануне катастрофы ионолет доставил меня с орбиты на одну из станций Приозерья.

Проснулся я рано и сразу же вылетел на Берег Солнца. В дороге узнал о случившемся.

— Море прорвало свод третьего тоннеля, — лаконично известили меня.

Я знал, чего стоило проложить под морским дном этот третий тоннель. Там сплошные скалы, едва прикрытые осадочными породами. Подходы к тоннелю начинались у линии старых металлургических бассейнов, где после прилива скапливалась морская вода — потом она постепенно вытекала сквозь фильтры, собиравшие уран, золото, платину, мышьяк. Один из бассейнов был взорван, и на его месте создана площадка.

Отсюда стартовал тоннель два года назад. Его жерло было похоже на кратер вулкана, я помню старые фото. Он шел наклонно вниз, пробивая себе путь через шельфовый участок, а выходная его чаша могла бы поглотить без остатка небольшой остров, вздумай он опуститься на дно, как сказочный град Китеж.

Два года работы увлекли людей, твердо уверовавших, что более фантастической мечты еще не приходилось претворять в жизнь. Я сам испытал это чувство: проект впечатлял. Мне казалось, ничего более значимого для всех нас не делалось с тех пор, как запустили искусственное сердце планеты — дейтериево-водородные станции на океанском дне.