Джо Холдеман - Бесконечная свобода

— Нет. Мозг корабля предположил, что имело место замещение виртуальных частиц при фазовом переходе, но, насколько я смог выяснить, эта версия не годится. Так или иначе, мы потащились назад к Среднему Пальцу в этих самых разоруженных истребителях «суми», и обнаружили, что там никого нет. Выяснилось, что, если сделать поправку на релятивистские эффекты, они исчезли точно тогда же, когда и наше антивещество. Мы предполагали, что нас спасло то, что мы находились вдали от Среднего Пальца. Но это случилось и здесь.

Эйнштейн разгладил свои пышные усы.

— Возможно, вы сами это устроили.

— Что-что?!

— Вы только что сами высказали аргументы в пользу такого вывода. Если две невероятные вещи случаются одновременно, они должны быть связаны между собой. Возможно, что одно явление послужило причиной другого.

— Нет. Если бы, когда толпу людей запихивают в космический корабль и начинают ускорять его, происходили невозможные вещи, это уже давно заметили бы.

— Но вы не направлялись в какое-то определенное место. А лишь в будущее.

— Я не думаю, что вселенная интересуется нашими намерениями.

Эйнштейн рассмеялся.

— Вот снова проявляется ваша система верований. Вы только что использовали слово «невозможное» для описания события, о котором доподлинно знаете, что оно случилось.

— Ты должен признать, что за этим что-то есть, — изумленно пробормотала Диана.

— Вот именно. Но другая аномалия заключается в том, что вы, парни, уцелели и находитесь здесь, тогда как все люди и тельциане исчезли. Так, может быть, это вы все устроили?

Он превратился в абсолютно голого огромного могучего сложения индейского воина — полагаю, Тимукуана — испещренного сложными татуировками и остро пахнувшего козлом.

— Можно найти и еще кое-какие аргументы в пользу такого предположения. Хотя я все равно спрошу других насчет замещения виртуальных частиц при фазовом переходе. Некоторые из наших разбираются в науке.

— Вы можете напрямую общаться с ними? Нечто вроде телепатии? — поинтересовалась Диана.

— Только в том случае, если они находятся в пределах видимости. Так я разговаривал с вашим судном. Прежде мы просто связывались друг с другом по телефону, но большая часть систем не действует. Теперь мы оставляем сообщения на Дереве.

— Мы должны сами еще раз пообщаться с Деревом, — заявил шериф. — Антарес и я.

— В первую очередь с тельцианским Деревом, — добавил индеец. — Мы можем связываться с ним, но многое там для нас непонятно.

— Боюсь, что многое окажется непонятным и для меня самого, — ответил Антарес. — Я с Цогота. Мы находимся в контакте с Землей, или были в контакте, но наши собственные культуры отдалялись одна от другой уже в течение многих столетий.

— Все равно это может оказаться полезным. — На месте богатыря-индейца появился симпатичный старичок. — Так сказать, взгляд со стороны, в квадрате. — Он сотворил синюю пачку сигарет, достал одну и сразу же закурил; она оказалась ярко-желтой и смердела еще более едко, чем самокрутка, которую он курил сначала. Я постарался припомнить все стариковские образы, какие знал, и решил, что это может быть Уолт Дисней.

— Почему так много ваших обличий относятся к двадцатому столетию? — спросил я. — Вы что, читаете наши с Мэригей мысли?

— Нет, этого я не умею. Просто я люблю это время — последний период невинности человечества перед началом Вечной войны. После этого все сильно усложнилось. — Он глубоко затянулся сигаретой и закрыл глаза, видимо, смакуя вкус. — А потом, если вас интересует мое мнение, — все стало чересчур простым. Мы, можно сказать, не теряли надежды на то, что Человек начнет управлять своей жизнью.

— Он смог прожить так долго лишь потому, что постоянно делал это, — мягко сказал шериф.

— Обитатели муравьиной кучи тоже управляют своей жизнью, — возразил «Дисней», — но с ними трудно вести содержательные беседы. — Он повернулся к Антаресу: — Вы, тельциане, сделали гораздо больше или, по крайней мере, более интересные вещи, прежде чем создали групповое сознание. Я однажды посетил Цогот как ксенобиолог и изучал вашу историю.

— Все это теперь представляет чисто академический интерес, — заметил я, — и история Человека, и история тельциан. Ни групп, ни группового сознания.

Шериф помотал головой.

— Мы снова размножимся, так же, как и вы. Большая часть замороженных яйцеклеток и спермы принадлежит Человеку.

— Вы считаете, что все остальные мертвы, — заявил «Дисней», — но нам доподлинно известно только то, что они исчезли.

— Они все находятся в большой небесной колонии нудистов, — вставил я.

— Так или иначе, мы не имеем достоверных подтверждений ни одной версии. Ваша группа находится здесь, и наша тоже. Омни на Луне, на Марсе, в находящихся в системе космических кораблях — все сообщали об исчезновении людей и тельциан, но ни один из нас, насколько известно, не исчез.

— А другие космические корабли? — поинтересовался Стивен.

— Именно потому-то я и торчу на Мысе. Их было двадцать четыре в пределах одного коллапсарного скачка от Старгейта. Два должны были возвратиться к настоящему времени. Но появились лишь беспилотные зонды с обычными сообщениями.

— А почему вы думаете, что они уцелели? — спросила Мэригей. — Потому что вы бессмертны?

— О, мы не бессмертны, разве что в той же степени, что и амеба. — Он улыбнулся мне. — Если бы вы этим утром выбрали в качестве мишени меня, а не рекламу хот-дога, то, вероятно, причинили бы мне такие повреждения, которые медики изящно называют несовместимыми с жизнью.

— Я сожалею…

Он небрежно отмахнулся от моих извинений.

— Вы считали меня машиной. Но я не о том; если не считать вас, то акция кажется строго выборочной. Люди и тельциане пропадают, а птицы, пчелы и мы остаемся.

— И основанием для того, чтобы выделить нас из общего числа, явилось то, что мы пытались убежать? — полувопросительно сказала Кэт.

«Дисней» пожал плечами.

— Предположим на мгновение, что вселенная обращает внимание на побуждения своих обитателей. И то, что вы делали, вызвало у нее интерес.

Это было все-таки чересчур.

— И поэтому можно было, как дерьмо из унитаза, смыть из Вселенной десять миллиардов людей и тельциан?

Анита вдруг негромко застонала.

— Что-то… Что-то не так… — Она стояла прямо, а ее спина прямо на глазах выгибалась дугой, а глаза увеличивались и вылезали из орбит. Лицо раздувалось. Свободно сидевший комбинезон стал тугим, а спустя секунду начал лопаться по швам.

Затем она взорвалась: один ужасный влажный хлопок, и мы все оказались забрызганы кровью и клочьями мяса; кусок кости, резко щелкнув, ударился мне в скулу и отскочил.