Эрик Рассел - Алтарь страха

— Эй, ты, что за спешка? Ты что думаешь, ты...

Армстронг двинул ему по зубам. От мощного удара парень взвился над землей, выгибаясь дугой. Второй от растерянности не смог оказать даже малейшего сопротивления и стал легкой добычей. Отшвырнув его в сторону, как труп. Армстронг быстро начал карабкаться вверх по лестнице.

И только когда он добрался до тринадцатой перекладины, поднялась суматоха. У ограды загомонили рассерженные голоса, прозвучало несколько выстрелов. В далекой темноте вспыхнули огоньки, пуля с визгом срикошетила от стальной крыши административного здания. Трое болтающих у здания проворно опустились на четвереньки и отползли в безопасное место. Армстронг поднялся еще на двадцать перекладин, когда яркий свет залил всю площадку и во весь голос взревела сирена тревоги.

Теперь он карабкался вверх при ярком свете прожекторов. Один из них устремил луч в небо, потом опустил его и начал обшаривать окрестности. Стрельба прекратилась. Из здания, где проходила вечеринка, крича и размахивая руками, высыпали люди. Пятеро с двумя автоматическими винтовками бросились, пригнувшись, к ракете. Двое мужчин, сбитых им по дороге, поднялись на ноги и, ничего не понимая, таращились на пятерых бегущих.

Армстронг перевел дыхание и продолжил подъем. Мысль о том, что входной люк может быть закрыт, его не беспокоила. Он думал только о двух вещах. Во-первых, о кровяном сгустке. Если таковой у него имеется, то вскоре всосется в сердце. Второй проблемой представлялся некто неизвестный внизу с автоматической винтовкой, которому стоило лишь поднять голову и сшибить лезущего вверх, как крысу.

Еще восемь вооруженных человек промчались мимо ракеты к ограде. Двое внизу окончательно пришли в себя и устремились за ними. Ясно, что они не видели, как он взлетел по лестнице.

Луч поискового прожектора, обшаривая все вокруг, на мгновение поймал его, осветив, как артиста на трапеции, но ушел в сторону. Армстронга по-прежнему не замечали. Внимание всех было приковано к ограде. Включился второй прожектор, третий. Еще двадцать перекладин... десять... пять... Он яростно толкнул закрытый люк. И тот открылся.

Возблагодарив небо, он втиснулся в маленькое круглое отверстие. На время он скрылся из поля зрения находящихся внизу, и пока о них можно было не думать. Отцепив крепления лестницы, он толкнул ее вниз, и она с жутким грохотом обрушилась на землю. Все равно рано или поздно внимание стоящих внизу сосредоточится на корабле, и тут уж ничего не поделаешь. Но если сейчас кто-то захочет извлечь его из ракеты, задача окажется не из простых. В данный момент он фактически находился в цилиндрической крепости.

Отыскав место пилота, он прикрепился ремнями, нацепил на голову наушники и нажал кнопку, помеченную словом «Интерком». Наушники ожили.

— Это ты, Джордж? — пробормотал он в ларингофон.

— Да, я.

— Они могут нас слышать?

— Не думаю. На панели есть еще одна кнопка, помеченная словом «Земля». Вот это их канал. А мы пользуемся своим, и нам никто не помешает. — Куинн помолчал, затем сказал: — Долго же ты карабкался! Я уж думал, ты не доберешься.

— Когда ждешь, время всегда долго тянется — как на приеме у дантиста. — Армстронг несколько раз с наслаждением глубоко вдохнул. — Ну хорошо, Джордж. Я готов. Начинай рассказывать.

— О’кей, — Голос Куинна в наушниках отдавал металлом. — Рычаг справа от тебя, помеченный буквами «ПТ» — контроль подачи топлива. Передвинь на одно деление. Зажигание — красная кнопка прямо перед тобой. Двигатели начнут работу на минимальной мощности, и, пока они прогреются, уйдет добрая минута. Смотри на хронометр — не дай Бог, если они будут прогреваться быстрее.

Армстронг флегматично следовал инструкциям. Пенорезиновое кресло под ним сотрясалось. Ритмично задрожал корпус ракеты. От земли поднялась пыль, облаком застилая иллюминатор у него над головой. Ничего не видя и не слыша, он мог лишь представлять, что сейчас делается на площадке, какой поднялся переполох, какие торопливые приказы отдаются подчиненным.

Куинн продолжал спокойно и методично его наставлять. Армстронг прогревал двигатели. Ладони, волосы и спина взмокли, когда Куинн внезапно выкрикнул:

— А теперь — форсаж!

Он послал рычаг контроля к точке, отмечающей форсаж. Корабль жутковато взвыл и очень, очень медленно начал подниматься. Тучи пыли сгустились в иллюминаторе. Вой стал громче и на полноты выше. Корабль, казалось, карабкался по стене пыли.

Вялый подъем вверх внезапно сменился резким увеличением скорости. Она все увеличивалась и увеличивалась. Сначала Армстронгу казалось, что он едет в лифте. Затем — как будто во взлетающем реактивном самолете. А вот теперь уже — как в ракете!

Голос Куинна в наушниках постепенно слабел.

— Так и держи. Не сбавляй мощности ни на волос. Держи полный форсаж. — Он смолк, затем голос его вновь зазвучал, но очень слабо. — Ты еще слышишь меня, Джон?

— Еле-еле.

— Хорошо. Теперь моя очередь. Взлетаю.

Наступила продолжительная тишина. Армстронг сидел, привязанный ремнями к креслу, а корабль содрогался и стонал. Сосредоточив все внимание на приборах, Армстронг старался не глядеть на мерцающее звездами небо.

Корабль начал крениться, но автоматическая система контроля тут же вернула его в перпендикулярное положение. Несколько секунд спустя ракету повело в другую сторону, но вновь рывком она вернулась на прежний курс. Довольно скоро эти легкие, но тревожащие рывки прекратились, когда корабль набрал скорость, твердо удерживающую его на верном курсе. Армстронг возблагодарил невидимых богов за то, что автопилот трудится безукоризненно, и тут вспомнил, что один вопрос пока остался неразрешенным. Интересно, а откалиброван ли этот механизм для полета и посадки на Венеру? Если нет, тогда придется овладевать ручным управлением под командой Куинна, на что уйдет, может быть, несколько недель.

— Джордж! — позвал он. — Джордж!

Ответа не последовало.

Он просидел целый час в летящей ракете, и первоначальная перегрузка уменьшалась, но зато подкрадывалось ощущение невесомости. Затем он предпринял еще одну попытку:

— Джордж? Ты взлетел? Слышишь меня?

Ответа не было. Ни бормотания, ни прощальных слов, ни звуков дыхания, ни даже треска в эфире. Тишина, абсолютная и полная. Он отгонял мысль о катастрофе, но ощущение одиночества все сильнее охватывало его. В течение последующих восьми часов он вновь и вновь пытался выйти на связь. Ни одного голоса не доносилось из окружающей его мерцающей мглы. Наконец в отчаянии он нажал на кнопку с надписью «Земля».