Андрей Ливадный - Колония

— К этому меня приговорил суд?

— Нет. Пред тобой мнемоформы, высшая ипостась разума, ты же приговорён к заключению в ограниченный энзиклон. Твоё тело будет полностью механическим, а разум временно скопирован в нейроматрицу.

— Из меня сделают робота? Зачем? — Эргвин нахмурился, с трудом сохраняя самообладание. Он не хотел, чтобы страх перед неизбежностью вырвался наружу, отразившись на его лице.

Губы продолжали кривиться в усмешке, но внутри росло ощущение обречённости.

«На этот раз я по-настоящему влип…»

— Ты сохранишь рассудок, память и чувства, но не сможешь продолжить избранный путь злодеяний, — произнёс мнемоклон. — Встроенные блоки ограничителей и система дистанционного контроля не позволят тебе использовать преимущества механического тела во вред окружающим, энзиклон-форма предназначена для созидания, и тебе придётся смириться с этим.

По телу Эргвина пробежала невольная дрожь.

— Так вы не убьёте меня… — Усмешка исчезла, губы плотно сжались в побелевшую, бескровную линию. Эргвин не предполагал подобного оборота событий. Ему бы хватило мужества принять смерть, но стать механической куклой, рабом, игрушкой в замыслах существ, избравших для себя противоестественную форму существования, — к этому он не был готов…

— Насильственная смерть не имеет никакого смысла, если рассматривать её в качестве наказания, — произнёс мнемоклон. — Физическая казнь — это пережиток прошлого. Ты приговорён к исправлению, Эргвин, и это предполагает иную форму существования, специально разработанную для таких, как ты, заблуждающихся и непримиримых. Осознание собственных заблуждений и дальнейший прогресс рассудка — вот где конечная цель исправления личности. Если процесс пойдёт в верном направлении, тебе, как и любому осуждённому, будет дан шанс дальнейшего саморазвития — трансформация в свободную мнемоклон-форму, для которой несущественна телесная оболочка как таковая. Он сделал широкий жест, указывая на четверых спутников, не принимавших участия в диалоге. — То, что ты видишь перед собой, можно рассматривать, как сменную одежду, временный, легко видоизменяемый носитель для разума.

«В них не осталось ничего человеческого… — мысленно ужаснулся Эргвин. Только сейчас он начал понимать, с кем боролся все эти годы и насколько тщетна была борьба. — Мы слишком мало знали о них…»

Мнемоклон ещё продолжал говорить, когда скованный электромагнитными наручниками Эргвин внезапно оттолкнул его плечом и побежал, но не к переходу, ведущему внутрь космической станции, а назад, в посадочный шлюз. Наклонив голову, он в неистовом порыве врезался лбом в решётчатую ферму обслуживания и мешковато повалился на бок, когда сознание вспыхнуло радужными искрами и милосердно померкло.

В последнюю секунду перед ударом он искренне уповал, что острый стальной уголок сумеет просечь черепную коробку и нанесёт непоправимую травму мозгу.

— Крайняя степень глупости, — произнёс один из мнемоклонов, глядя, как по полу шлюзовой камеры растекается липкая лужа крови. — Он пытается избежать наказания.

— Это бесполезно, — заявил второй, подходя к бессознательному телу. Ему придётся ответить за совершённые преступления. Думаю, Эргвина следует отправить непосредственно на Красную планету, там сейчас идёт самый трудный этап преобразования атмосферы. Он привык разрушать и убивать, пусть же теперь научится созидать.

Скорчившийся в луже крови Эргвин конвульсивно вздрогнул и застонал, приходя в сознание.

Боль, пульсирующая в висках, показалась ему слабым отзвуком тех мучений, что терзали разум.

«Они сделают из меня машину. Послушную машину, которая будет помнить о своём прежнем существовании. Я не переживу этого…»

— Я вижу, ты пришёл в себя. — Мнемоклон наклонился и с лёгкостью поднял Эргвина на ноги. — Следуй впереди нас и не повторяй глупых попыток самоубийства. Твой мозг защищён от саморазрушения.

— Хорошо… Я пойду туда… — хрипло ответил Эргвин, с ненавистью посмотрев на окруживших его существ. — Но не надейтесь, что сумеете сделать из меня себе подобного…

— Это покажет время. Иди вперёд.

Нить воспоминаний внезапно оборвалась.

Липкая, вездесущая чернота, окружавшая разум, вдруг начала редеть, будто невидимая рука медленно вращала вариатор напряжения, даруя тусклый рассеянный свет, который лепил из сумрака контуры незнакомых техногенных интерьеров.

Он воспринимал окружающее не взглядом, а каким-то иным чувством, словно ему были имплантированы соединённые с нервными тканями датчики, способные передавать информацию об окружающем, минуя зрительный нерв…

«Где же я?»

Усилие воли, желание ощутить собственное тело и одновременно понять, что с ним произошло, привели, наконец, к результату.

Тело он ощутил, но вовсе не так, как бывало раньше.

С тихим неприятным потрескиванием ломалась хрупкая корка непонятного происхождения, ощущение было таким, словно плоть онемела, он не ощущал ни кожи, ни мышц, лишь воспринимал звуки да видел коросту желтоватого налёта, заслоняющего поле зрения, будто фон, на который проецировалось иное, чёрно-белое восприятие сложных коммуникаций, конической пирамидой уходящих к высокому потолку замкнутого помещения.

Голова Эргвина шевельнулась, поворачиваясь вбок, из глубоко посаженных глазниц с шелестом посыпались кусочки непонятной субстанции, и он окончательно пришёл в себя, увидев наконец окружающее…

Его рот раскрылся в немом крике.

Гортань, заполненная более важными компонентами, чем дыхательные пути, не могла издавать звуков, да и дышал ли он вообще?

Секундное замешательство ответило: нет.

Глаза, или их имитация, освободились от заполнявшей глазницы трухи, и теперь он видел всё в реальных красках, натуральном объёме, но лучше бы ему оставаться там, в окружении тревожной черноты неведения…

Эргвин рывком сел, не ощутив при этом никаких усилий, лишь голова слегка покачнулась, когда компьютерные шлейфы, ведущие к изголовью соседней ячейки, вдруг натянулись и с хрустом выскочили из разъёма да с лязгом лопнули захваты, фиксировавшие его тело на пластиковом одре.

Механическое тело…

Мысль-осознание была похожа на вспышку.

«Приговор приведён в исполнение. Они превратили меня в энзиклона…»

Взгляд, брошенный поверх низкого бортика тандемной ячейки, лишь подтвердил ужасающую догадку: рядом, покрытый вездесущей желтоватой коростой непонятных отложений, лежал скелет.

Это был он!..

Различные системы, настроенные на постоянное сканирование окружающего пространства и предварительный анализ получаемой информации, работали параллельно с рассудком, периодически вторгаясь в мысли Эргвина со своими краткими отчётами. Вот и сейчас он, ещё толком не понимая, где находится, получил ясное, недвусмысленное пояснение, дополненное кратким результатом оперативного сканирования: