Андрей Кивинов - Ночь накануне
— О чем ты задумался? — прервала его воспоминания Варя.
— Мне кажется, я никуда не уезжал, — негромко признался он.
— Мне тоже так кажется.
— Кто это? — Он показал на фотографию в рамке.
— Артур. Сын.
— Твой? — от волнения задал идиотский вопрос Юрий Яковлевич.
— Наш…
Она вновь ответила так спокойно, будто он спрашивал ее о прогнозе погоды на завтра.
— В ка… каком смысле — наш? — чуть не поперхнулся Юрий Яковлевич.
— В прямом… Мой и твой. Он родился через семь месяцев после вашего отъезда.
Да-а-а… Ночь Накануне продолжала преподносить сюрпризы. Сын! Его сын!
Нет, не может быть, она просто решила его разыграть!
Он пригляделся к фотографии. Нет, не розыгрыш… И не фотомонтаж. Похож, очень похож. На отца. На Юрия Яковлевича.
Как же так?! Почему она ничего не сказала?! Почему хотя бы не позвонила?! А, ну да… Куда звонить?
— Что с тобой, Юра?
— То есть… Это мой сын?
— Конечно… У тебя еще и внук есть. Десять лет. Игорек. Очень хороший мальчик. Жаль, что Артур уделяет ему так мало времени. А это неправильно, чем бы ни занимался.
— А чем он занимается? — спросил окончательно обалдевший новоиспеченный счастливый отец и дед.
— В милиции служит, представляешь? Да еще в криминальной. Уже майор. Можно ему позвонить. — Варя взяла трубку стационарного телефона, висевшего на стенке. — Хотя нет, не стоит… Он сегодня магазин охраняет. Зарплата у них не ахти, приходится халтурить… Пускай выспится. Пойдем, я покажу тебе фото Игорька.
— Да… Сейчас…
У него просто не было сил подняться. Да и у кого их хватит после подобных новостей. Сын, внук… Больше никаких сюрпрайзов? Может, еще внучка есть? Повторный инфаркт на подходе.
— Тебе нездоровится? Если сердце, у меня есть лекарства.
— Нет-нет… Все нормально. Я еще выпью?
— Конечно. Ты сиди, я принесу альбом.
Она ушла с кухни. Юрий Яковлевич налил полную рюмку «Рябины», залпом выпил, схватил «Обаму» и несколько раз обмахнулся словно веером. Жарковато, однако…
Почему она ничего не сказала ему тогда, еще до отъезда? Не знала, что находится в положении? Ерунда, два месяца — не две недели. Ведь все бы было по-другому!
Или нет? Да, он все равно не вернулся бы, но он бы знал, что у него есть сын!
А если… Если она просто не захотела ему мешать начать новую жизнь? Не мешала завести семью, не заставляла разрываться между двумя домами?
Но при этом не начала новую жизнь для себя… И все эти годы…
Боже мой!..
Она все эти годы ждала его возвращения! Каждый день! Ждала, что в любую секунду он позвонит в дверь! Поэтому и встретила его спокойно, словно из длительной заграничной командировки. Поэтому и одета не в ночную рубашку, а в сарафан. И даже тапочки купила… И «Рябину» хранила на случай его возвращения.
Он же обещал вернуться. И она ждала. Как тот его израильский знакомый художник ждет Софи Марсо. И тоже, наверное, держит в домашнем баре какой-нибудь ее любимый напиток. И тапочки.
Сорок лет!
Да она просто ненормальная!
Или наоборот? Мы все ненормальные? Живем по принципу «Так надо, так положено, чтобы все было как у всех». А она живет как хочется ей. Она хотела ждать его и ждала, ни на секунду не сомневаясь, что дождется. Кто бы и что бы ей ни говорил, покручивая пальцем у виска.
Варя вернулась на кухню с пузатым фотоальбомом. На первой странице их фотография. Черно-белая. На той самой картошке. Для институтской газеты. Она тогда раздобыла негатив.
…Варя листала альбом, давала пояснения, но он не слушал…
Он даже боялся представить, что может испытывать в момент встречи женщина, сорок лет ждавшая своего мужчину.
Юрий Яковлевич смотрел не в альбом, а на нее. И он увидел абсолютное счастье. Очень светлое и чистое. Которого стоит дожидаться даже сорок лет.
Основатель, ты спрашивал, в чем смысл человеческого существования? Может, в этом?
Основатель… Ночь Накануне…
Юрий Яковлевич вспомнил, почему он здесь, что завтра уже не наступит. И ее счастье будет таким коротким. А это неправильно. Совсем неправильно. И несправедливо.
— Варечка, — он взял ее за руку, — извини, мне надо ненадолго уйти. Просто я не успел закончить кое-какие дела.
— Дела? Ночью? — Варя закрыла альбом и часто заморгала. Она всегда так моргала, когда волновалась.
— Да… Я потом все объясню… Мне действительно надо уйти.
— Конечно, конечно… Юра… Но… Ты вернешься?
— Обязательно… Обещаю.
— Я буду ждать… Ой, погоди… Опять началась гроза. Ты снова промокнешь. Возьми мой зонтик
— Спасибо… Я верну…
…Он бежал по Большому проспекту Васильевского острова в домашних тапочках, забыв, что врачи запретили ему нагрузки. В рубашке и брюках своего сына, сжимая в руке сиреневый в горошек зонтик. Он так торопился, что не стал переодеваться. Ничего, сейчас ночь, и его никто не видит.
Чуть не пропустил улицу, на которой находился дом с дверью. Немного отдышался и рванул ручку, «Спасибо, что воспользовались услугами компании “Основатель и K°”,-самый быстрый в мире способ путешествий».
Через минуту он сидел перед монитором в своей квартире на Авраам Альмалиах и барабанил по клавишам.
…До конца света оставалось три с небольшим часа. И Старый Еврей не мог его допустить. Потому что обещал вернуться. И возвратить зонтик.
Глава восьмая
ПИЛОТ
Пилот открыл глаза и понял, что оказался возле параши.
В смысле, в туалете. Мужском. Явно общественном, судя по количеству кабинок, писсуаров и сидящему на кафельном полу малолетке с деревянным взглядом. Хотя, кто его знает, может, и в частных домах уже есть подобные отхожие места. С кабинками и с малолетками.
Заведение не отличалось изяществом дизайна. Что-то среднее между вокзалом и неблагополучной закусочной. Разве что почище да хлоркой не воняет. Темно-зеленые стены, простецкий кафель, трубы под потолком, пара раковин. Рядом с зеркалом намертво прибита картонка со схемой эвакуации при пожаре, огнетушитель и табличка с просьбой не забывать своих вещей и не употреблять наркотиков. Красная стрелка на схеме указывала на дверь, через которую сюда вошел Пилот. Надо же… Пожарный выход через мужской сортир. А почему не через женский? Дискриминация, нарушение прав…
Из-за второй, основной двери доносились монотонные напевы импортной попсы. Видимо, там шла дискотека или что-то подобное. Некультурно-массовое
Впрочем, это волновало его меньше всего. И цвет стен, и дискотека, и табличка. Интересовал совсем другой вопрос. Какого черта он оказался именно здесь, возле, пардон, параши? Ведь он загадывал несколько иное. Более приятное. И совсем не связанное с дерьмом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});