Михаил Анчаров - Самшитовый лес

- Глеб... - сказал кто-то из свиты. - Мы топчемся на месте. Мамаев приободрился, и Аркадий Максимович совсем скис... Нужна завиральная идея.

- Ладно... - сказал злой и веселый Глеб. - Спускайте с цепи Сапожникова.

- Может быть, не стоит?

- Стоит... Они сами напросились.

- А в чем идея его выступления, вы хотя бы знаете?

- Нет, конечно.

- А как же?

- Начнет думать вслух - к чему-нибудь приползет...

- Скажите ему, чтоб хоть повежливей.

Кто-то хохотнул.

Сапожникова... Сапожникова найдите! - зашумели в коридоре.

- Ну зачем это, зачем! - в отчаянии зажал уши Аркадий Максимович.

- Здесь я!.. - раздался нереальный голос Сапожникова. Кто-то опять нервно хохотнул.

- Поднимите ему веки, - сказал Глеб.

Сапожников почесал бровь и начал рассматривать, кто где сидит.

- Ну, что там? - раздраженно спросили из заднего ряда. - Поздно уже.

Сапожников поднял глаза вверх и стал смотреть в потолок. Потом сказал:

- Дело в том, что такое доказательство, что Европа и Америка соединялись сухопутным мостом, - есть...

- Ну да? Бесспорное?

- Пока не найдут опровержения.

- Ну и какое же это доказательство?

- Лошадь.

- Какая лошадь?

- Обыкновенная, с хвостом.

- В самом деле, при чем здесь лошадь? - спросил Аркадий Максимович.

- А при том, что люди в древней Америке есть, а лошади нет... Как же это? А дело простое - люди приплыли, а лошадь пешком ходит.

- К черту все! Бессмысленный разговор, - закричал Мамаев.

- Люди пришли из Азии! Через Берингов перешеек! Понятно вам? Пришли, а не приплыли!

- А почему лошадь не перешла? - спросил Сапожников.

- А почему она должна была перейти?

- Потому что мамонты перешли, бизоны перешли, а лошадь почему-то не перешла, - сказал Сапожников.

- Ладно, разберемся, - сказал Мамаев. - Но к Атлантиде это отношение имеет?

- А действительно - при чем тут Атлантида? - спросил Аркадий Максимович.

- А при том: - сказал Сапожников, - что если двенадцать тысяч лет назад люди в Америке уже были, а лошадей еще не было, то это может означать только одно...

И остановился. Потому что прислушался к себе - захватило у него дух от того,. Что он собирался сказать, или быть может нет? Нет, не захватило. Устал. Устал от идей, которые всегда сначала считались дефективными, а потом оказывалось, что они хотя и дефективные, но не совсем, а в чужих руках играли и переливались и приобретали утилитарную ценность, для Сапожникова недостижимую почему-то.

- Что одно? - спросил оппонент. - Ну что?

Сапожников здесь, в Керчи, много чего узнал и не заметил сам, как вовлекся в чужие древние дела. А как вовлекся, так они сразу стали современными, эти дела, и, мы бы даже сказали, в чем-то животрепещущими. А так как голова его была устроена таким образом, что не сопоставлять новые сведения со старыми он не мог, то как возьмется сопоставлять, так его дефективное воображение начинает рисовать ему конкретные картины. И он по своему легкомыслию этому не сопротивлялся.

Вот он услыхал, что монголы перешли в Америку из Азии, с Чукотки, и заполнили пустой материк. И не поверил этому.

А откуда взялись на пустом материке крючконосые индейцы, ничего общего не имеющие с эскимосами? Для эволюции времени не хватает, а скрещиваться монголам было не с кем. Не проще ли предположить, что люди пришли на пустой континент из другого места? Сначала эскимосы, потом индейцы.

А потом он узнал, что потоп, о котором говорилось в мифах все мира, есть не всемирный потоп, а воспоминание о местных катастрофах различных племен.

И не поверил этому.

Он подумал - все историческое народы пришлые для той для той местности, где их знает история. Откуда же они знают о катастрофах, которые случились до них в этой местности? Не проще ли предположить, что они принесли с собой воспоминания о своих катастрофах? Понимаете? Если в греческих мифах есть миф о всемирном потопе, то не надо искать его рядышком, в Эгейском море, а надо искать его там, откуда они пришли.

А потом он узнал, что Платонова Атлантида это описание идеального города, придуманного Платоном для улучшения реальных городов Греции.

То есть утопия.

И не поверил этому.

Он спросил - чем же собирался соблазнить Платон греков-демократов в этой утопии? Уж не царями ли? И еще одна поразительная подробность - откуда Платон узнал планировку ацтекских городов?

А поскольку индейцы-ацтеки и слыхом не слыхали о Платоне, то не проще ли предположить, что и у ацтеков и у Платона были общие сведения?

И тогда Сапожников понял, что все вертится вокруг потопа.

Если был потоп, от которого бежали народы в разные стороны, то была Атлантида. А если потопа не было, то и Атлантиды не было.

И закрыл тогда глаза Сапожников и еще раз проверил доводы. И увидел небывалое.

...Пыль стоит до неба от движения бесчисленных племен и кровавая пестрота...

И удивился Сапожников не тому, что в Атлантиду многие верят, а тому, что в Атлантиду многие не верят.

"Лошадка! Вывози!" - возопил Сапожников.

И, отбросив все сомнения, поскакал на неоседланной лошади фантазии и сопоставлений. Позволил своему мозгу думать так, как ему самому хочется, не ограничивая его оглядками и испугом перед чужими мнениями.

И тогда Сапожников вспомнил две научные теория, о которых он узнал в разных местах и в разнос время. Он не мог вспомнить авторов этих теорий, но это теперь не имело значения. А имело значение только то, что они у него прежде в голове жили врозь, а теперь вдруг встретились.

Он вспомнил, что по одной теории ледники в горах тают и намерзают не плавно, а по ступенькам. 1475 лет, так, кажется, одна ступенька. И что

этих ступенек одиннадцать штук. Полный цикл. Сейчас как раз идет седьмая. Осталось еще четыре до полного цикла, потом все сначала 1474, умноженное на семь, - это приблизительно одиннадцать тысяч лет. И еще он вспомнил по другой теории, что от теплого течения Гольфстрим тают льды в Арктике. И когда вес их становится достаточно малым - поднимается подводный порог между Гольфстримом и Ледовитым океаном и перегораживает теплое течение воды в Арктику. Тогда в Арктике снопа начинает намерзать лед. И его становится столько, что Европу покрывает ледник, от которого прогибается суша. От тяжести. А когда прогибается суша - опускается и подводный порог. И тогда Гольфстрим снопа прорывается в Арктику. И все начинается сначала. Начинает таять лед и так далее.

Тогда надо спрашивать не "был ли потоп?", надо спрашивать: "А могло ли его не быть?" Ведь если вода хлынула через порог, а суша опущена, то вода неминуемо затопит Европу, а лед всплывет. Вода понесет с собой плывущий лед. А что может устоять перед айсбергами, какая цивилизация? Это механика.