Майкл Коуни - Бронтомех!

— Он тоже слишком много знал, — проговорила Сюзанна. — Кев, я никак не могу поверить, что это не сон, ей-богу. Вчера вечером нас в самом деле собирались убить?

— Надо выбираться отсюда, — пробормотал я. — Мы должны бежать из Риверсайда. Может быть, у нас есть шанс спастись в другом городе. Например, в Старой Гавани. Если мы сумеем захватить автомобиль…

— Организация правит всей планетой. Они разошлют наш словесный портрет. Они передадут наши фотороботы в телегазете как разыскиваемых за какое-нибудь преступление.

— Ради Бога, замолчи, я это понимаю.

— Милый, не раздражайся.

Она взяла мои руки, заглянула мне в лицо широко раскрытыми синими глазами. Ее густые волосы спутались, платье испачкалось, но все же она была очень красива, и мое отчаяние как-то уменьшилось.

— Больше всего у нас шансов спастись, — медленно проговорила она, — в Риверсайде. Если мы сумеем связаться с Суиндонами, они помогут, несмотря на «Иммунол»…

Громоздкое тело Баркера лежало перед нами на берегу, и вода стекала с его одежды. На груди темнел ожог — стрелок сумел попасть прямо в сердце. Я закрыл Морту глаза; почему-то, когда он перестал таращиться в небо, ощущение вины у меня уменьшилось.

— Интересно, успел ли он сообщить Хейзл о Стренге? — вдруг вспомнил я.

— Я… Я надеюсь, они опередили его, и им не пришлось убивать еще одного человека.

— Черт, в конце концов она все равно должна узнать. — Я посмотрел на тело и беспомощно спросил: — Что с ним делать?

— Мы не можем оставить его здесь. Сегодня будет жарко. Слушай, Кев, это же не тот Морт Баркер, которого мы знали. Это просто комок плоти, который Морт оставил. Так что будем практичными, ладно?

Она сказала как раз те слова, какие я хотел услышать. Я кивнул, и мы скатили Морта обратно в Якорную Заводь. Это была тяжелая работа, его падение вызвало в маленьком заливе небольшое цунами. Я подобрал длинную палку, оттолкнул его и постарался не думать о свинье на вертеле. Тело отплыло, попало в основное течение, там перевернулось один раз, а затем спокойно двинулось к морю.

Сюзанна сказала:

— Этот его образ старого зубра тележурналистики — просто работа на публику.

— Знаю. Я видел его лицо, когда погиб Стренг.

Мы снова поднялись к дороге. Солнце грело и скоро должно было начать палить еще сильнее. Бледный призрак луны виднелся в голубом небе на востоке; все облака исчезли, и ожидался превосходный день. По дороге мою ногу с сомнением потрогала липучка, но решила, что с таким большим она не справится. На ветках, прижимая к себе детенышей, дремали мохнатики. Где-то простонала аркорова. Мы сели на камень у дороги, взявшись за руки. Напротив нас торчала металлическая пластина.

— Выходит, эти кретины зря потратили время, — неожиданно взорвалась Сюзанна.

Потом она заплакала, и я, кажется, тоже.

— Не плачь, любимая. Мы выкарабкаемся, — неуверенно сказал я через несколько минут.

Она посмотрела на меня, на ее щеках блестели дорожки слез.

— Как? Слушай, Кев. Морт не преступник, но он погиб. Я уверена, что мы с тобой обычные люди, но мы тоже чуть не погибли вчера вечером. Нас пытались убить. Они всего лишь делали то, что им велели. Они вели себя, как тупые животные, и надо полагать, у них есть жены и дети, которых им надо прокормить.

— К чему ты клонишь?

— Я спрашиваю, Кев, где же настоящие злодеи? Происходят такие ужасы: погиб Ральф, тринадцать человек убил бронтомех — и кто-то же должен отвечать за это. Кто?

— Хедерингтон.

Передо мной мелькнуло видение: похожая на жабу фигура в инвалидном кресле, отдающая указания УБИТЬ, УБИТЬ…

— Нет, не Хедерингтон. Это просто старик, жизнь которого поддерживается электродами и трубками. Ты не можешь обвинить Организацию, потому что и они не преступники. Они просто выполняют свою работу, отвечая перед акционерами, а тех, наверно, миллионы. Между прочим, и я владею акциями. Так где же тот злодей, Кев? Во всей этой длинной цепочке от меня до Хедерингтона и обратно — кого я могу обвинить?

— Бог его знает.

— Ральф Стренг знал. — Она уже не плакала; она глядела на металлическую пластинку, будто та тоже могла высказать свое мнение. — Это наш инстинкт самосохранения. Каждый из нас заботится о себе немножко больше, чем о соседе. В этом нет ничего дурного: это основной инстинкт. Это естественно. Но, Кев, когда никто не виноват, а мне все равно хочется кого-нибудь обвинить, я плачу. Это очень грустно. Как жаль, что я не могу разубедить себя, как сумел бы Ральф Стренг.

— Знаешь, а я рад, что не можешь, — сказал я.

В конце концов мы связались с миссис Эрншоу, и она приютила нас. Ее купол стоял на окраине поселка и, возможно, был самым безопасным. Вооруженные отряды ежедневно отправлялись прочесывать окрестности, но старушка не беспокоилась о себе, причем не только из-за «Иммунола».

— Когда-то я сделала то же для профессора Суиндона, — сообщила она, подглядывая в щелку между занавесками с видом заговорщицы. — Оставайтесь сколько хотите, я буду только рада.

Я подумал, что ей, наверно, одиноко, хотя она ни разу не упомянула Элси Коттер, которая по-прежнему жила с аморфом на той же улице.

— Это опасно, миссис Эрншоу, — предупредил я. — Разве что на одну ночь, идет? Как вы думаете, можно вызвать сюда Марка Суиндона?

— Конечно. — Старушка вдруг улыбнулась, и ее суровое лицо непривычно смягчилось. — Совсем как в старые времена.

Позже пришли Марк и Джейн, и мы обсудили ситуацию, сидя среди невероятного собрания всяческих безделушек, которыми миссис Эрншоу наполнила свою гостиную. Мы с Сюзанной, пили скотч. Мы нуждались в выпивке — и плевать на иммунольную добавку.

Я спросил об этом Марка.

— Мы еще под действием наркотика, — весело подтвердил он. — Хотя в последние дни, похоже, он действует не так сильно. Быть может, вырабатывается сопротивляемость. Как бы то ни было, в Риверсайде уже совершаются отдельные безответственные действия. Черт побери, вчера собирался Комитет поселка и вполне трезво обсуждал дела.

— У вас еще есть что обсуждать? А я думал, все решается без вас.

— Мы должны организовать некоторые мероприятия к возвращению доктора Стренга, — заявил он официальным тоном.

Я бросил на Сюзанну предупреждающий взгляд. Не стоило кому-то еще узнавать правду.