Виталий Забирко - Путевые записки эстет-энтомолога

Минут пять я неразборчиво поглощал пищу, стараясь побыстрее утолить чувство голода и нисколько не заботясь о том, как выгляжу со стороны.

— И да поделится всяк пищей насущной со страждущим, сирым и убогим! — внезапно услышал я рокочущий бас.

Не поднимая головы, я налил в стакан минеральной воды, выпил и, ощутив, как чувство голода начало притупляться, поднял глаза.

Наконец-то я увидел на Элиотрее землянина. «Сирым и убогим страждущим» оказался не в меру тучный монах Ордена странствующих миссионеров в темно-бордовой рясе и с большим серебряным крестом, висящим на шее на увесистой цепи. Он стоял по ту сторону столика, клобук рясы был надвинут по брови, и из его тени меня жгли фанатичным взглядом неподвижные глаза.

Ну что за напасть такая! Давно заметил, стоит в кафе или ресторане сесть за столик, как тут же находится кто-либо, стремящийся навязать себя в собеседники. Или в сотрапезники, как этот монах.

Не проронив ни слова, я перевел взгляд на стол, отрезал от бараньего бока кусок, перенес на тарелку и принялся есть, теперь уже соблюдая все правила застольного этикета. Но с таким видом, будто нико го рядом не было.

— Да не оскудеет рука дающего! — пророкотал монах и уселся за столик. — Как понимаю, сын мой, бараний бочок вы больше не будете?

Блюдо с бараньим боком двинулось по столешнице в его сторону.

Я исподлобья стрельнул в наглеца колким взглядом, но не добился желаемого. Монах на меня не глядел, сосредоточив внимание на блюде. Он сбросил с головы клобук, явив миру обширную блестящую лысину, извлек из складок рясы большой нож, отрезал внушительный кусок мяса и, взяв его руками, стал жадно есть. Чем-то монах напоминал Ламме Гудзака — друга Уленшпигеля в его странствиях, — но не было на лице восседавшего напротив служителя церкви добродушия чревоугодника. Лицо было сурово и скорбно, как, впрочем, и полагается аскетическим монахам ордена Странствующих миссионеров, путешествующим по Вселенной в трюмах грузовых кораблей без билетов и гроша в кармане. Питаясь исключительно подаянием, они разбрелись по космостанциям и космопортам, подобно синантропным насекомым, и в принципе были достаточно безобидны. Когда не проповедовали.

— Не стоит набиваться мне в отцы, — желчно бросил я. — По всем параметрам вы не подходите.

Монах отложил кусок мяса, прожевал, вытер губы тыльной стороной ладони и вперился в меня тяжелым взглядом.

— Не богохульствуй! — назидательно воззвал он. — Все мы дети Господа нашего, а я — разверстые уста Его в этом мире.

— Подставной батюшка? — индифферентно поинтересовался я.

Глаза монаха воспылали праведным огнем.

— Еретик! — громовым басом возвестил он. — Гореть тебе в геенне огненной!

— Но-но! — повысил голос и я. — Только без эмоций, а то в два счета из-за стола вылетишь и останешься голодным! Я — атеист, и моя вера ничем не хуже твоей. Разница между нашими верами лишь в начальных постулатах — я верю, что бога нет, а ты, монах, — что он есть. Но я не собираюсь заниматься пропагандой своего мировоззрения, чего ожидаю и от тебя.

Минуту мы сверлили друг друга непримиримыми взглядами, наконец монах потупил взор и снова взялся за бараний бочок. Приземленные потребности превысили горние амбиции. Не таким уж и фанатичным оказался монах, как мне поначалу представилось.

Некоторое время мы ели молча. Но недолго.

— А жульен не заказали? — неожиданно спросил монах.

Брови у меня удивленно взлетели. Откуда он знает меню? Но сразу понял — откуда. Монах давненько сидит в космопорте, его рук дело и витиеватый возвышенный слог виртуального персонала в общении с землянами, и широчайший выбор блюд в ресторане, и непомерные порции. Ай да проповедник! Воистину, продолжатель дела Ламме Гудзака. Но как он ухитрился, не имея на руках билета, удостоверяющего личность землянина, внести столь радикальные изменения в информационную систему космопорта?

— А к грибам приличествует легкое вино «Бужуле» — зело борзо способствует усвоению трапезы, — продолжил монах и дал ответ на мой невысказанный вопрос: — Позвольте ваш билет, дабы раб божий мог ублажить свою ненасытную утробу, воз-желанными ею яствами и питием.

От неожиданности я чуть не протянул ему билет, но вовремя спохватился. Не собирался я афишировать цель своего путешествия.

— Пусть чрево раба божьего умерит гордыню, — со смешком парировал я просьбу монаха. — Ибо сказано: умерщвляй плоть свою и потребы мирские!

Не силен я в церковно-христианской стилистике, но, кажется, получилось неплохо. Монах лишь горестно вздохнул в ответ на мою тираду, молитвенно сложил руки и тихо сказал:

— Так возрадуемся и тому, что поп multa, sed multum (1), ниспослано нам Всевышним…

1 Не многое, но (которого) много (лат.).

И потянул к себе блюдо с уткой в сметане.

Не удивительно, что при своей комплекции с уткой он расправился быстро, причем из костей на блюде остались лишь две начисто обглоданные голени, разгрызенные в суставах. Монах удовлетворенно рыгнул, вытер руки о рясу и отчетливо произнес:

— Барабек!

Затем уставился на меня, явно ожидая ответа. Кажется, он частично утолил голод и теперь снова рвался в теологический бой. Все-таки вредный служитель культа попался…

— Убпхочст! — брякнул я первое словосочетание, пришедшее в голову.

С некоторым сомнением монах окинул меня взглядом, но затем все же кивнул. Мол, ответ принимается.

— Позвольте вопросить, что привело стопы господина Уб… п… пхочеста на край мира Господня? — пророкотал он.

Я поперхнулся минеральной водой — оказывается, монах представился сам и принял ответную белиберду за мое имя!

— Господин… — давя улыбку, протянул я, но понял, что произнести без ошибок второй раз неудобоваримое словосочетание не смогу, и закашлялся. — Я нахожусь здесь по строго конфиденциальному делу. А вот что здесь делает монах ордена Странствующих миссионеров, брат Барабек?

— Брат Барабек блюдет веру Господню, остерегая души заблудших чад божьих от чар диавольских на границе Мира!

В глазах монаха вновь прорезался фанатичный блеск.

Мне стало смешно, и я откровенно улыбнулся. Смешно стало не столько от выспренней фразы монаха, как от сведений, подсказанных одним из пяти биочипов, вживленных в мою нервную систему специально для этой экспедиции. Касались эти сведения этимологии имени монаха — очень метко раздавали прозвища своим собратьям Странствующие миссионеры, ухватывали самую суть. Поэтому и имя брату по вере дали из британского фольклора, высмеивавшего некоего Робина Бобина Барабека, превзошедшего в чревоугодии самого Гаргантюа, так как в застолье он отличался редкой неразборчивостью, поедая целиком скот, людей, каменные и деревянные строения, в результате чего регулярно мучился желудочным недомоганием. Короче, тот еще был обжора.