Джо Холдеман - Бесконечный мир

– А я вот думаю, – подал голос Риза, – наверняка ведь в других галактиках – их же миллионы! – есть другие разумные существа, которые должны были сделать такое же открытие. И не однажды, а тысячи или даже миллионы раз. Возможно, они просто психологически неспособны были довести дело до конца, уничтожив тем самым всех нас?

– По-твоему, их эволюция продвинулась дальше и у них имеется врожденное чувство совести и сострадания, которых нет у нас? – спросил Эшер и поболтал в стакане свой виски с кубиками льда. – Если бы такая кнопка была в бункере у Гитлера… Или у Калигулы, или у Чингисхана…

– Гитлер опоздал всего на одно столетие, – заметил Риза. – И, как мне кажется, наша эволюция продвинулась еще не настолько далеко вперед, чтобы можно было не опасаться появления какого-нибудь очередного Гитлера.

– Наша эволюция никогда не продвинется настолько далеко, – заявила Белда. – У нас агрессивность – один из факторов самой эволюции, одно из условий выживания. Человеческая агрессивность возвела нас на вершину пищевой цепочки.

– Не агрессивность, а сотрудничество, – возразила Амелия. – Одной агрессивностью человек никак не смог бы справиться, к примеру, с саблезубым тигром.

– Ну, хорошо, пусть будет и агрессивность, и сотрудничество, – примирительно произнес Марти. – Тогда выходит, что боевая группа солдатиков – идеальное воплощение превосходства человека над животными.

– Я бы не стал так говорить сразу обо всех боевых группах, – заметил я. – Некоторые из них – настоящий образчик вырождения человечества.

– И все же позвольте мне продолжить в этом ключе, – Марти побарабанил пальцами по столу. – Давайте рассмотрим проблему с этой точки зрения. Мы все но уже давно бежим наперегонки со временем. Когда-нибудь, лет через десять или через миллион лет, нам придется направить человеческую эволюцию так, чтобы полностью отказаться от агрессивности. Теоретически это не так уж и невозможно. Мы ведь уже направляли в нужную сторону эволюцию многих других биологических видов.

– И некоторых – в течение всего одного поколения, – вставила Амелия. – Здесь неподалеку целый зоопарк таких животных.

– Да, веселенькое местечко, – хмыкнула Белда.

– Мы действительно можем сделать это всего за одно поколение, – сказал Марти. – И даже быстрее.

Все немедленно повернули головы к нему.

– Джулиан, – обратился ко мне Марти. – Скажи, почему механики остаются в солдатиках не дольше девяти дней подряд?

Я пожал плечами.

– Из-за усталости, наверное. Если работать слишком долго – расклеишься, станешь невнимательным.

– Это вам так говорят ваши боссы. И всем остальным они говорят то же самое. Они и сами уверены, что это истинная правда, – Марти обвел слушателей тяжелым взглядом. Несмотря на то что других людей в зале не было, он все же понизил голос, когда заговорил снова: – Это тайна. Страшная тайна. Если бы Джулиан возвращался обратно в свою группу, я бы не стал этого рассказывать, потому что тогда об этом узнало бы слишком много людей. Но всем присутствующим здесь я полностью могу доверять.

– Даже военную тайну? – спросил Риза.

– Военные тоже не в курсе. Мы с Рэем утаили это от них, и никто не знает, скольких трудов нам это стоило. Так вот, в Северной Дакоте есть дом инвалидов, в котором живут всего шестнадцать пациентов. И все они практически полностью здоровы. Они живут там потому, что знают, что они должны оставаться там.

– Это люди, с которыми работали вы с Рэем? – спросил я.

– Да. Это было более двадцати лет назад. Все они сейчас уже в годах, и все прекрасно понимают, что им придется оставаться в уединении, наверное, до конца жизни.

– Черт побери, что же вы такого с ними сотворили? – спросил Риза.

– Девятеро из них оставались подключенными к солдатикам в течение трех недель подряд. Остальные девятеро – в течение шестнадцати дней.

– И это все? – спросил я.

– Все.

– От этого они сошли с ума? – предположила Амелия.

Белда рассмеялась, но особого веселья в ее смехе не было.

– Бьюсь об заклад, что нет. Скорее наоборот, они стали более чем нормальными.

– Белда почти угадала, – признал Марти. – У нее потрясающие способности к прочтению чужих мыслей без помощи всяких технических приспособлений. После того, как человек пробудет подключенным к солдатику пару недель подряд, он, как ни странно, больше никогда не сможет быть солдатом.

– Потому что не сможет убивать? – спросил я.

– Не сможет даже намеренно кому-то повредить, разве что спасая свою собственную жизнь. Или спасая жизнь кому-нибудь другому. У таких людей совершенно изменяется способ мышления, они даже воспринимают окружающее совсем не так, как обычные люди. Даже Да не подключены к сети. Если слишком долго находиться в сознании других людей, то начинаешь воспринимать их, как самого себя. И тогда ранить кого-то другого будет все равно что ранить самого себя.

– Значит, они не полные пацифисты, если способны убивать для самозащиты, – сказал Риза.

– Это зависит от человека. Некоторые скорее бы умерли сами, чем убили кого-нибудь другого, пусть даже и при самозащите.

– Такое обычно случается с людьми вроде Канди? – спросил я.

– Да нет, вообще-то. Таких людей, как ваша Канди, специально отбирают за мягкость характера и способность к состраданию. И работа механика должна только усиливать в них эти качества характера.

– В вашем эксперименте участвовали случайно подобранные люди? – поинтересовался Риза.

Марти кивнул.

– В первую группу попали добровольцы, которым заплатили за участие в эксперименте. В основном отставные солдаты. А вот вторая группа… – Марти подался вперед. – Половину второй группы составили наемные убийцы из спецподразделений. Вторую половину – гражданские лица, осужденные за убийства.

– И все они стали… более цивилизованными? – удивилась Амелия.

– Я бы сказал – более человечными, – поправил Марти.

– Значит, если ребят из группы охотников и убийц подержать в солдатиках пару недель, они превратятся в безобидных котят? – спросил я.

– Да, именно к такому заключению мы и пришли. Конечно, этот эксперимент проводился задолго до того, как появились спецгруппы охотников и убийц. Тогда солдатиков еще не использовали в реальных боевых действиях.

Эшер первым задал следующий вопрос:

– Мне что-то не верится, что армейские службы не додумались повторить ваш эксперимент. И не нашли способа как-нибудь обойти этот нежелательный эффект – пацифизм. Или гуманизацию – если вам так больше нравится.

– Это вполне возможно, Эшер, но маловероятно.

Я подключался в одностороннем порядке вместе с соями разных военных, от новобранца до генерала. Если бы кто-нибудь из них участвовал в подобных экспериментах или хотя бы слышал какие-нибудь разговоры о них, я бы знал.