В Храмов - Сегодня - позавчера_3
- Не было такого!
- Ах, да! Совсем забыл! Русского мужика казаки давно перестали считать своими. Зазнались. И в гражданскую вели себя в России так же, как на вражеской земле. Так кто ж виноват, что мужик перестал видеть в казаке опору Отечества, а увидел лишь разбойника? Татя. А с ними разговор у мужика - только один. На языке дубины и топора. А теперь, когда казаки одели мышиную форму фашистов, под знаменем со свастикой своих стали убивать - вообще звездец! Последний гвоздь в гроб казачества, как явления, загнали. А жаль. Но, вполне справедливо. Часть организма, что перестаёт функционировать штатно - отмирает и должна быть удалена из организма. То же самое произошло и с аристократией. Ни царя, ни князей, ни дворян. Они не захотели выполнять свою работу, единственной их функцией стало - паразитирование. Теперь их работу выполняют другие. Вы их красными наркомами называете. Как зазвездятся, станут паразитами - их тоже скинут. Народ у нас терпимый, но и на расправу ярый.
- Чудно вы говорите, товарищ командир, - вдруг подал голос Крыс.
- Уж как есть.
- Вроде и не агитируете, а всё одно - агитируете.
А ты не так прост, крыса.
- А ведь теперь и вы - враг народа. И вам тоже нет возврата. Под трибунал потащат.
- Бывает, - согласился я, - потащат. Так ведь и сам виноват.
- Это в чём же? - вскочил Авторадио, - ты - сдался?
- Нет. Хотя... Я дал себя застать врасплох, дал себя ранить, дал себя пленить.
Оба моих собеседника пристально смотрели на меня. Не понимают? Или, как обычно, ненормальным посчитали? Охеревшим типом с завышенными требованиями к самому себе?
А что, не так разве? Только требования эти не завышены. Виноват. Позволил случиться тому, что случилось. И что, что Волкодав энкеведешный выше званием? Пох на его геометрию! Не должен был самоустраняться, не должен был пускать всё на самотёк. Звание - ничто. Там - я был командир! Я был старшим, по-факту. И вся полнота ответственности - на мне. За плен, за обезглавливание подразделения в ответственный момент, за неизвестный мне исход прорыва. За жизни моих бойцов. За смерти, которых можно было избежать.
В том числе за жизнь этого призрака, что топает сквозь всё ещё зелёные кусты. Ветки с уже редкими листьями исчезают в нём, как в голограмме. Дико видеть было происходящее. Сознание противиться неестественности процесса - ветки должны изгибаться, отталкиваемые телом идущего, а не растворяться в нём.
Я так явно смотрел на Громозеку, что двое моих спутников тоже посмотрели в ту же сторону, ничего не увидели, этого павшего, но восставшего, бойца видел только я. Ничего не увидели, переглянулись. Пох на них! Пусть думают что хотят!
- Статус?
- Населенный пункт. Пять подворий, пристройки, сараи. Населения нет. Тел тоже. Живности - никакой.
- Точно?
- Я бы живых учуял.
- Тогда, привал окончен! - приказал я уже вслух, поднимаясь, помогая себе рукой, цепляясь за дерево, - Пятачёк, а не пора ли нам подкрепиться? Кто ходит в гости по утрам, тот поступает мудро. Стаканчик здесь, стаканчик там - на то оно и утро!
Напевал я себе под нос. И уже мысленно:
- Громозека, а ты пожрать не найдёшь? Может у тебя и на жрачку нюх прорежиться?
- Попробую.
- Попробуй. Тебе-то хорошо - ты уже никакой нужды не испытываешь. А я вот - мёрзну, болею, голодаю, недосыпаю. И вообще - работа военнопленного - сплошной стресс! И молока за вредность не выдают.
И мы рассмеялись. А когда увидели лица моих спутников - ржали ещё хлеще! Хотя, их понять можно - человек, который в наглую узурпировал власть в отряде, смотрит в никуда, разговаривает сам с собой, ржёт без причины. Явно - тронулся по фазе! Прямо - за будущее страшно.
- В голове моей опилки - не беда! Да, да, да! Но кричалки и вопилки сочиняю я неплохо, иногда. Да!
Прямо и настроение от этой песенки из детства стало повышаться:
- Хорошо живет на свете Винни Пух! Оттого поёт он эти песни вслух. И не важно - чем он занят, если он худеть не станет. А ведь он хуеть не станет! Никогда! Да!
- Посёлок был покинут в спешке. Население оставляло на местах всё. Вообще всё.
- Странно.
- То-то и оно. Немцы всех выгоняли с нашего пути? Так я подумал, но, блин, на кой ляд такие сложности?
- Вообще всех? Вообще никого не видели?
- То-то и оно. Страшно даже было. Печи - тёплые, постели - расправлены, в умывальниках - вода. Припасы - в ангарах и погребах. Не велики, конечно, но были! И ни одной живой души! Как все разом испарились в мире, только мы одни и остались. От одной мысли такой - озноб колотил. Чертовщина прямо мерещиться начала.
Особист покачал головой, вздохнул, потёр глаза, с горестью посмотрел на пустую кружку, чай в которой иссяк уже час назад и встал:
- Караул! Отведите арестованного на гауптвахту. Завтра - продолжим выслушивать похождения бравого солдата Швейка.
Не верит. Это я тебе ещё не всё рассказываю. На самом деле было ещё сложнее всё.
- Сколько нам ещё идти? - спросил я Пяткина.
Сфинкс показывает мне ряд символов. Они мне ничего не говорят. Правильно - нашей системы счисления он не знает, да и цифр-букв - то же. А я не знаю - его.
Пришелец, кули! С самого Сатурна. Или Марса. И не зелёный. Такой же человек, как и все. Уж если бы была разница в физиологии - в лагерном лазарете бы заметили. Не совсем же они тормоза? Пусть и не сильно квалифицированный медперсонал был, но всё же заметили бы отличия, если бы они были. Два сердца, например. Или кровь - синяя, как у медуз. А так - тишина. Значит - хомо, тот, что сапиенс. Что от обезьяны с Божьей помощью. Ха-ха! У них, на Сатурне - тоже были обезьяны, тоже друг друга палками по головам колотили, чтобы поумнеть и резко изменить генетический код.
А может - не пришелец, а попаданец? И не из космоса, а из будущего? Или очень старательно забытого прошлого. Тоже можно допустить. И не космолёт там, а ДэЛориан. Тот, что - машина времени. А этот - Марти МакФлай. Тот тоже угодил к ковбоям и индейцам, как колбаса в рукомойник. И оделся в соответствующий эпохе костюм, а случился форс мажор - и вот он беспомощный лежит перед бежавшими военнопленными в лесу в окружении врагов. Бывает!
Довожу его до машины времени и он меня подбрасывает до 2010 года. Или хоть до 2000-го. Иех-х-ха! Мечты, мечты, где ваша сладость? Ладно, будет надеждой ╧ раз.
Символы в рамке, удерживаемой сфинксом меняются, но мне они - филькина грамота. Из каких ты времён, если ни кириллицы, ни латиницы, ни арабских цифр ты не знаешь?
- Ладно, давай иначе. Ты же понимаешь, о чём я говорю? Понимаешь. Прикинь, сколько нам дней ещё идти, если будем двигаться с той же неспешностью? Один, два, больше?
При этом я оттопыривал пальцы.
Сфинкс показал мне палец, потом палец раздвоимся. Я подождал ещё немного. Нет, больше пальцы не почковались. Понятно - 2 дня. Уже - хлеб. А то у меня рука чернеть начала. А вонять - и того раньше.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});