Шарон Ли - Путь разведчика
«Позвони мне, — негромко произнес его голос из ее воспоминания, — если у тебя возникнет надобность…»
Ее рука рванулась вперед. Она отдернула ее, стиснула в кулак и прижала к губам, застыв в своем кресле. Теперь она уже плакала по-настоящему, потому что он был потерян, дал слово жениться и быть полезным своему клану, что бы он собой ни представлял и где бы ни базировался. Пусть даже он разведчик, он все равно связан путами родства и долга. Вызывать его — значило бы нанести ущерб. Умолять его о…
О чем?
О возвращении в магию танца, когда они двигались и мыслили, как единое существо? О том, чтобы ощутить рядом его тело, сильное и гибкое? О даре его смеха и надежного здравого смысла? О полной уверенности в том, что когда бы она ни посмотрела в сторону кресла второго пилота, он оказался бы там, безмятежно и безупречно выполняя свои обязанности?
Она вытерла мокрые щеки, прижала ладони к глазам и попыталась остановить слезы, которые превратились в поток.
Слезы не желали останавливаться. Она наклонилась вперед, пока ее щека не прижалась к пульту первого пилота, итак лежала, рыдая в холодный пластик, пока наконец не провалилась в серый, беспокойный сон.
Ран Элда Кэйлона никак нельзя было назвать человеком, страдающим болезненной страстью к новостям. Там, где текущие события касались Ран Элда Кэйлона, его интерес был жадным. Что до событий, относящихся к другим сферам, то его интерес оставался… минимальным.
Пусть Сайнит прислушивается к новостям, восклицая по поводу высказываний на Совете, публикаций скучных научных томов или несдержанных выходок пилотов. Ран Элд успеет заинтересоваться Советом Кланов тогда, когда сам начнет принимать участие в истории. А что до работы профессоров и пилотов — трудно было бы сказать, что ему внушало большую скуку.
Так что только по злой иронии судьбы Ран Элд Кэйлон, все еще злясь на неуловимость своей средней сестры, этим утром столкнулся с Сетью.
Сеть была любимой службой новостей Сайнит. Он бесконечно повторял ей, чтобы она смотрела новости по домашнему экрану в библиотеке, однако ее страсть к новостям была такой, что она пользовалась экраном Ран Элда всякий раз, когда Вени успевала первой занять общий экран. Как правило, она не забывала переключить его обратно на биржевой канал Ран Элда. Однако сегодня она об этом не вспомнила.
Ран Элд нажал кнопку включения — и его взгляд немедленно зацепился за слово «Кэйлон», как обычно цепляется глаз за упоминание твоего собственного имени. Хмуря брови, он прочел сообщение — и понял, что достойной упоминания в новостях оказалась некая Эллиана Кэйлон, пилот-владелец корабля класса «А» под названием «Полоса удачи».
Ран Элд очень осторожно сел в кресло.
После чего он с полным вниманием изучил заметку, узнав о пилоте такие интересные вещи, как ее работа над Таблицами пилотирования вен-Туры в возрасте всего восемнадцати лет — уточнение этих Таблиц было названо благодеянием для всех пилотов вселенной. Он узнал, что пилот Кэйлон владеет своим кораблем всего лишь релюмму, выиграв его в пикит, что ее лицензия второго класса, выданная всего через несколько дней после выигрыша, была по единодушному требованию пилотов и на основе вчерашнего потрясающего спасательного полета заменена на лицензию полного первого класса.
А еще он узнал, что пилот Кэйлон поднимает свой корабль из ремонтной мастерской «Бинджали», улица Механиков, порт Солсинтры.
Когда он добрался до платформы высоко в ветвях Дерева, его волосы и лицо намокли от росы. По крайней мере — волосы.
Даав поднял руку к затылку, снял серебряное кольцо и спрятал в карман. Освободившиеся волосы упали сбившимися, перепутавшимися прядями, запустив злобные сосульки под воротник куртки.
Он резко вздохнул и излишне сильно тряхнул головой. Густые мокрые волосы ударили по щекам, а потом веером рассыпались по плечам.
Вокруг него затаилось Дерево.
Прямо впереди, сквозь туннель из листьев и веток, он видел огни космопорта Солсинтры, постепенно меркнувшие в разгорающемся рассвете.
— Она получила первый класс, — сообщил он громко, устремив взгляд на далекий порт. — И ее не удерживает ничего, кроме притяжения планеты.
Вокруг него листья оставались неподвижными — их не тревожил ни малейший ветерок.
— Эр Том, — продолжил Даав, глядя, как тускнеют далекие огни, — мой брат рассказал мне, что когда он впервые увидел свою Энн — земную женщину в комнате, полной землян, — когда он впервые увидел ее, то ему вдруг показалось, что там стоят две женщины, одна в другой. Первая — наружная женщина, если хочешь — была недурна: славные волосы, счастливый взгляд… красивые руки. Немного крупная, конечно, и сложена… как Энн. Энн приятна на взгляд, и Эр Тому она понравилась.
Красный сигнальный огонь зажегся на башне диспетчерской порта, сигнализируя смену ночной вахты на дневную, Даав моргнул и поднял руку, чтобы стереть капли… росы… высыхающие на его щеках.
— Вторая женщина — он видел ее всего полсекунды, учти! — вторая женщина была почти не женщиной, а музыкой, или светом, или симфонией того и другого. Одновременно она была такой сложной и такой невыразимо правильной, что, по словам моего брата, он почувствовал, что мог бы любоваться ею до конца дней. И ему это не надоело бы, и он не нашел бы ни единой ноты, ни единого светового пятнышка, которые не были бы именно такими, как нужно.
Даав вздохнул.
— Вторая женщина тут же растаяла, оставив Энн, с которой он познакомился и которую Эр Том полюбил — как умеет любить только он.
Он повернулся лицом к Дереву, к стволу которого была прикреплена платформа.
— Мой брат говорит мне, что теперь… теперь он слышит эту безупречную музыку постоянно. По его словам, она звучит у него в сердце. А когда он закрывает глаза, то может видеть то безупречное, сложное переплетение света, которое и есть Энн — внутреннюю сущность Энн. Он говорит, что в те моменты, когда им приходится расставаться, его утешает уверенность в том… что он никогда не остается один.
Тишина, неподвижный воздух. Слабое, далекое ощущение чего-то… что ожидает.
— Энн, — продолжил Даав, делая вперед всего один шаг, — Энн рассказывает похожую историю. Где бы она ни была и где бы ни был Эр Том, она ощущает его присутствие, его страсть. И даже если между ними вся вселенная, ее ощущения не тускнеют. Поскольку она музыкант, то говорит, что он — как музыка. Словно развивающаяся музыкальная тема — и одновременно словно постоянное исполнение обожаемого произведения. Это очень мощно, по ее словам. Словно сердцебиение. Она разрешила мне сказать, что Эр Том стал частью ее сердцебиения… наверное, она хотела сказать — частью ее жизненной силы. Но, похоже, это ее не пугает. Это — радость, говорит она… Они оба так говорят. А Эр Том добавляет: «Как бы мне хотелось…»
Полная тишина. Тишина, которую не осмеливалась нарушить ни одна птичья трель.
Даав сделал еще шаг вперед и остановился в центре платформы, сжимая у бедер кулаки. Колени у него сильно дрожали.
— По крайней мере скажи мне, правда ли это! — потребовал он — и голос у него тоже задрожал. — Правда ли, что я создан как половина союза волшебников?
У него над головой резко прошуршали листья, словно там села летучая мышь. Один орех полетел вниз и с обиженной меткостью ударился о доски между его ступней. Даав судорожно вздохнул.
— Мы танцевали, и казалось, будто мы родились, танцуя вместе. Я обнимал ее, и это было сладко — больше, чем сладко! Она назвала меня «ванчела» — возлюбленным другом!
Он сделал еще один шаг. Следующий должен был привести его к самому стволу.
— Но во всем этом не было того, что описывал мне мой родич, — никаких прекрасных лабиринтов, никаких песен души. Даже в эту секунду она могла улететь. Она могла уйти в прыжок, а я этого не буду знать, пока Клонак мне не скажет.
Он сделал последний шаг, поднял кулаки и, разжав их, приложил ладони к стволу.
— Эллиана Кэйлон, — сказал он. — Клан Мицел.
Под его ладонями кора была шероховатой, зернистой — и слегка влажной. Где-то на нижних ветвях запела рассветоласточка.
Даав подался вперед и прижался щекой к Дереву.
— Самив тел-Изак тебе не нравится, — прошептал он. — Эллиана не вызывает интереса. Неужели я обречен на одиночество потому, что Эр Том — нет? Следует ли мне сказать Делму Биндана, что брачный союз отменяется, потому что я встретил ту, кого могу полюбить? И что я буду делать, когда они обвинят меня в нарушении условий контракта и потребуют корабли, акции и денежное возмещение? Как мы станем блюсти Заповедь Кантры, если у нас не останется кораблей и нас выселят из нашей долины? Как мы станем бдительно охранять пассажиров? Как мы будем беречь Дерево?
Ничего, кроме коры, сырости и птичьих песен.
— Мне следовало остаться с Эллианой, — прошептал Даав.
