Джек Вэнс - Плавучие театры Большой Планеты

Вечером четвертого дня Замп и Гассун поднялись на палубу огромной «Деллоры». Перед началом представления один из герольдов короля выступил с чрезвычайно обескураживающим объявлением: будучи неудовлетворен развлекательными спектаклями, предложенными его вниманию на протяжении первых дней конкурса, король Вальдемар предусмотрел дополнительное условие состязания. Победитель, как прежде, мог рассчитывать на награду, но тот режиссер, чье представление, по мнению короля, оказалось бы наихудшим, подлежал обвинению в оскорблении королевского достоинства, каковое влекло за собой суровые наказания: владелец провинившегося театра должен был уплатить штраф в размере десятой доли стоимости своего судна, каждый участник его труппы, раздетый донага, обязан был вытерпеть пять безжалостных ударов тростью из ротанга, а носы антрепренера и всех его актеров должны были быть татуированы несмываемой голубой краской.

В связи с этой угрозой — или благодаря талантам, изначально им присущим — труппа театра «Деллора» исполнила ряд изумительных сцен, настолько же необычных, насколько маловразумительных. Стайка пульчинелл продемонстрировала бесподобную клоунаду, кордебалет экстатически грациозных танцоров изобра зил живой калейдоскоп, а пятеро фокусников сотворили ряд иллюзий, приводивших Зампа в состояние озадаченного потрясения. Когда наступил финальный эпизод, всю сцену перегородила высокая ширма с множеством отверстий. Из отверстий выглядывали лица — бледные и горестно сосредоточенные, застывшие в коматозной прострации, язвительно усмехающиеся, безумно вращающие выпученными глазами и высунувшие болтающиеся языки. Перед ширмой вверх и вниз, налево и направо медленно летали, подобно мыльным пузырям, мохнатые черные сферы, прикасавшиеся к лицам — при каждом прикосновении лицо издавало скорбный мелодичный стон. Из-под сцены стал подниматься черный занавес — по мере того, как каждое лицо исчезало за занавесом, оно корчило ужасные гримасы отчаяния, а затем безжизненно цепенело.

Погрузившись в невеселые размышления, Замп и Гассун брели по набережной к «Миральдре». Гассун разразился вымученным смехом: «Вполне может быть, что у нас нет оснований для пессимизма. По меньшей мере, наш спектакль полон стихийной жизненной силы — и, в конце концов, зачем недооценивать благородную поэзию, страсть и напряжение древней трагедии? Я считаю, что в конечном счете мы станем победителями! Тем не менее, необходимо сохранять бдительность — нас может подвести, прежде всего, смехотворная напыщенность, отсутствие естественной простоты выражения. Например, меня не удовлетворяет мой костюм. Дункан — царственный, проникновенно основательный, даже в какой-то мере доминирующий персонаж; синий мундир с белыми нашивками придает ему нежелательную легковесность. Со своей стороны, вам следует произносить реплики более глубоким, низким голосом, чтобы монологи были хорошо слышны, но чтобы не казалось, что вы кричите в зрительный зал. Рекомендую также свести к минимуму нежности между Макбетом и леди Макбет — трагедия Шекспира не посвящена радостям супружеской жизни».

«Разумеется — я сделаю все, что в моих силах», — с достоинством пообещал Замп.

В пятый вечер труппа «Заоблачного странника» устроила жизнерадостное торжество юмора и легкомыслия. Красивые девушки кувыркались высоко в воздухе, перелетая с одного трамплина на другой, сопровождаемые разноцветными огненными шлейфами; в левой части сцены клоуны занимались воскрешением четырех трупов; справа боязливый ученик кузнеца пытался подковать демонического черного коня. Из огромного яйца вылупилась толпа голых ребятишек, разбежавшихся во все стороны с длинными цветными лентами в руках; хор из двадцати мужчин и женщин в костюмах и масках, преувеличенно изображавших характерные черты различных рас, распевал сатирические куплеты, насмехаясь над привычками других народов. Клоуны наконец добились успеха в своем начинании: кадавры восстали, разъяснили свои взгляды по вопросу о разнице между бытием и небытием, после чего стали паясничать вместе с клоунами, спели несколько комических баллад и убежали со сцены, высоко взбрыкивая ногами. Под конец представления сцена озарилась непрерывными фейерверками. Две пушки, справа и слева, выстрелили двумя акробатами в белых трико; акробаты встретились в воздухе над серединой сцены, успели схватить друг друга за руки и, вихрем развернувшись, повисли, раскачиваясь на трапеции; тем временем козлоногие сатиры без устали гонялись за девушками под веселый быстрый наигрыш оркестра.

Вглядываясь в полутьму зрительного зала, Замп заметил, что лицо короля Вальдемара смягчилось улыбкой, и что он обменялся с приближенными парой явно одобрительных замечаний.

Вечером шестого дня Аполлон Замп и его труппа должны были представить королю Вальдемару и аристократам Морнуна трагедию «Макбет» на сцене «Очарования Миральдры».

Уже с утра на борту «Миральдры» преобладало подавленное напряжение. Замп проверял качество декораций, приказывал вносить изменения и улучшения, перемещал светильники. Гассун расхаживал взад и вперед, даже не пытаясь привести в порядок несимметрично растрепанную белую шевелюру; время от времени он останавливался и словно к кому-то безмолвно обращался странными жестами. В конце концов он направился в свой музей и стал рыться в сундуках, надеясь найти что-нибудь придающее более царственный вид его костюму. Мадемуазель Бланш-Астер не проявляла интереса к подготовке спектакля. Она взошла на квартердек и наблюдала за происходящим с отстраненным выражением лица. Гассун присоединился к ней и с отвращением указал на Зампа: «Мы потерпим фиаско — и всё из-за него! Нам угрожают штрафами, конфискацией имущества, унижением, побоями! Неужели вы считаете, что разумным людям, таким, как вы и я, следовало пускаться в столь сумасшедшее предприятие? Мы должны сию минуту заявить, что не имеем ничего общего с их идиотским состязанием, вернуться под всеми парусами в русло безмятежного Висселя и, наконец, зажить той жизнью, для которой мы предназначены природой!»

Мадемуазель Бланш-Астер покачала головой: «Вам не позволят отказаться от участия в конкурсе. Кто знает? Может быть, „Макбет“ произведет на короля благоприятное впечатление».

«Если бы только я вовремя воспротивился доводам шарлатана Зампа!» — простонал Гассун и снова спустился в свой музей.

Часа через три после полудня Замп настолько устал и переволновался, что его охватило состояние безвольной летаргии. Он больше не сомневался в провале вечерней программы — невозможно было себе представить, чтобы чудаковатые сценические манеры его актеров, их вечные запинки и непривычное для местной публики музыкальное сопровождение могли вызван, восхищение короля Вальдемара.