Виктор Гончаров - Век гигантов

— Мир! — проорал Николка, и его все поняли перед лицом взбеленившихся стихий. Смешались вместе омытые враги, опустив оружие.

Новый приступ реки под громыханье небесного барабана снес со стены верхний ряд кладки. Вода пробралась к животным. Животные подняли переполох и, если до сих пор они только кричали в смертной тоске, теперь стали биться и ломать загоны.

— Животных в пещеру! — крикнул Николка. Исполнять его приказание бросились все, даже желтокожие. Куры, сайги, свиньи, коровы, собаки, — забарахтались в красных и желтых руках.

Под напором грозных волн расшаталась каменная ограда, подземный толчок взбросил глыбы в воздух, — стена рассыпалась до основания. Грохнулась домна, перевернувшись на оси. Раскаты грома слились в беспрерывный гул. Небо клубило черным дымом; меж клочьями дыма безостановочно сверкали молнии. Спустилась ночь, но было светло, как при электричестве.

— Веселей! Веселей! Веселей! — кричал Николка, бодря и своих, и чужих.

Из рук в руки по длинной живой цепи передавались животные, передавались раненые. Остатки великой орды желтокожих и остатки арийцев — все, кроме охотников, уже укрылись в пещере. По двору свободно гуляли валы. Тряслась земля, ухало под ногами, грохотало вверху. Мастодонт серой глыбой привалился к обрыву, стонал и ныл в обиде, что на него никто не обращает внимания. Убедившись, наконец, что людям не до него, он умчался вверх по обрыву. Больше его не видели…

Когда последний цыпленок, распищавшийся, как перед смертью, тощий и обледенелый, был пойман в полуразрушенном курятнике, Николка — сам тощий и оледенелый, как цыпленок — поместившись у входа в пещеру, считая, стал пропускать охотников внутрь. Он насчитал 16 человек арийцев и моглей — 80… Вместо 200 — 80!.. Николка знал, что у моглей много погибло также стариков, женщин и детей: одни пали в битве, других — раненых — унесла река.

«Дорогой ценой куплен наш мир», — печально подумал он.

В пещере стонали и охали. Вакхический разгул стихий сюда доходил слабо, лишь стены дрожали и трескались от глухих подземных ударов. Скальпель при свете масляной лампы делал перевязку за перевязкой. Там, куда он подходил, усиливались причитания и стоны.

От нечеловеческой усталости, от тепла и духоты Николку сразу разморило; лезли на щеки свинцовые веки, песок сыпался перед глазами, в голове стоял дурман. Он приткнулся где-то в углу и уже собирался отдать измученное тело целителю-сну, как вскочил, вдруг пораженный подсознательной мыслью:

— Почему в пещере так свободно? Где могли?.. Он не видел моглей. Куда девал их Скальпель? Не выпустил ли в лес через второй выход?

С этими вопросами — охрипший и возбужденный — он наскочил на Скальпеля.

Скальпель выпрямился и сурово сверкнул глазами.

— Друг мой! — ледяным тоном сказал он. — Умерьте ваши нероновские порывы. Могли — во второй, соседней с нашей, пещере, а в третьей — животные. Пока вы странствовали неизвестно где, производя свои политические эксперименты и осуществляя тем властолюбивые свои мечтания, я открыл эти две пещеры и благоустроил их более или менее.

Не обратив внимания на вызывающий тон медика, Николка бросился проверять его слова. Действительно, рядом с основной пещерой он нашел еще две, соединенные друг с другом и с первой короткими коридорами. Одна была грандиозных размеров, там поместились все могли — около 200 человек; другая свободно вмещала в себе животных. В обеих пещерах стояли печи, около печей хлопотали старики арийя.

Могли не спали. Тусклый огонек масляной плошки освещал их понурые фигуры — фигуры бойцов, принявших поражение. Орда расположилась вокруг стариков, старики тихо и проникновенно говорили, остальные слушали их или не слушали, но во всяком случае глядели широко открытыми глазами — глядели на маленький огонек светильни, чудесным образом разогнавший ночную темь.

Пересиливая гнетущую слабость в мышцах и голове, Николка подошел к беседующим. При его приближении еще более согнулись спины и замолкла речь.

«Изображают из себя казанских сирот, — возмутился Николка. — Радоваться должны, что живыми остались и сидят в тепле…»

— Здравствуйте, храбрые воины! — приветствовал он их радушно, без всякой иронии, и, не надеясь, что его поймут, повторил приветствие в жестах. Однако его поняли и без жестикуляций.

— Пусть живет долго отважный вождь красных великанов, — отвечал ему своеобразным жаргоном шамкающий старец, одетый в шкуру махайродуса. Говор моглей очень мало отличался от арийского — то были два наречия одного языка.

Не дожидаясь приглашения, опустился Николка на землю рядом с шамкающим старцем.

— Могли — гости арийцев, — сказал он, — если могли хотят кушать, Къколя — вожак арийя — даст им мяса, сколько они хотят.

Старик отвечал:

— Человек с четырьмя глазами — отец Къколи — дал нам много мяса и плодов. Могли сыты. Четырехглазый человек сказал, что он тоже вожак арийя. У арийя два вожака?

— У арийя два вожака, — немного подумав, согласился Николка.

— Один для мира, другой — для войны? — продолжал допытываться старец в то время, как сверстники его гудели одобрительно.

— Так! — коротко отвечал Николка, совершенно не расположенный к дискуссии в данный момент: его глаза слипались, голова с большим трудом удерживала равновесие на плечах.

Старик превосходно видел это, но с прежней настойчивостью ставил вопросы.

— Вожак мирной жизни — главный вождь? Вожак войны подчиняется ему?

— Никто никому не подчиняется, — отвечал Николка с раздражением. Ему стало ясно, что старик поет с чужого голоса. Бросив косой взгляд на арийца, с деланным равнодушием хлопотавшего возле печки, он объяснил:

— Мирные дела у арийцев решаются сообща — всей ордой, всеми достигшими совершеннолетия. Дела мелкие, повседневные — советом из пяти, избранным на общем собрании орды…

Собственно говоря, это была только программа, которой надлежало быть проведенной в жизнь, но которая полностью еще не была проведена за недостатком времени, за головокружительным бегом событий.

Старик раздумчиво повторил декларацию Николки, потом вдруг спросил:

— Могли — пленники или гости арийя?

— Могли будут жить с арийя, как братья с братьями, — отвечал Николка, не понимая еще, куда клонит плиоценовый дипломат. А тот продолжал:

— Могли не могут быть братьями арийя: они разной крови.

В этой области Николка был достаточно наштудирован и сбить его оказалось не так-то легко.

— Могли — братья арийя, как леопард брат пантеры, — сказал он. — Они имеют общий язык, они произошли от одного предка — от животных, они долгое время жили вместе, потом разошлись и стали непохожими друг на друга.