Роберт Силверберг - «Если», 1998 № 03

— Хелен, облака расходятся!

— Вижу.

Планёр дрогнул: последний толкач, кувыркаясь, полетел вниз.

— А не было такого, что людям на голову…

— Редко. Над городами запрещено толкачи включать.

Теперь уже мы были всецело отданы во власть ветру. Но облачное море и впрямь разорвалось на отдельные лоскутки, а Хелен то и дело находила восходящие потоки, исполинской спиралью поднимала планёр выше и вновь продолжала путь.

— Кажется, выбрались… — сказала летунья. — То ли ты счастлив, Ильмар, то ли мне везет.

Вскоре бессонная ночь и выпивка укачали меня. Закрыв глаза, я расслабился, убаюканный пением ветра и покачиванием планёра. Грезилось мне белое облачное поле, и я иду по нему, не проваливаясь. А надо мной сияет ослепительное солнце, воздух холоден и чист, а под ногами грохочет гром и сверкают молнии…

— Ильмар…

Открыв глаза, я заметил, что солнце в зените, светит сквозь туго натянутую ткань кабины, и вроде бы даже стало теплее…

— Ты спишь, что ли?

— Да… немного.

— Молодец. Глянь вниз.

Я приник к стеклу.

Облаков не было и в помине. Зеленеющая, цветущая земля, лоскутки полей, крошечные домики… ой, люди! Едва-едва ползущие точки!

Это все слева от планёра. А справа — ярко-синее ласковое море.

— Долго я спал?

— Часа три, Ильмар.

Надо же! Второй раз на планёре лечу, а уже дрыхну словно в обыденном дилижансе.

— А где мы, Хелен?

— Миновали Неаполь. Приближаемся к Сорренто.

Мысль о том, что мы приземлимся вблизи Урбиса, где меня жаждут схватить многочисленные слуги Сестры и Искупителя, не радовала.

— Неплохо… — протянул я.

— Ильмар, я сделала то, что ни одному летуну не удавалось, — ледяным голосом сказала летунья. — Долетела без посадки от Лиона до Сорренто.

Она обернулась, окинула меня негодующим взглядом:

— И это, по-твоему, просто «неплохо»?

— Хелен, я в этом не разбираюсь. Ты лучшая в мире…

Планёр тряхнуло.

— Держись крепче, — сказала Хелен. — Посадка будет жесткая, на Капри всего одна полоса. Видишь остров?

Остров я видел. Утопающий в зелени, весь застроенный, с желтыми полосками пляжей. Небольшой совсем остров, и мысль о том, что здесь может укрыться беглый принц, показалась нелепой.

Планёр по плавной дуге огибал остров. Потом вдруг клюнул носом, резко пошел вниз. Земля все приближалась, а я никак не мог углядеть посадочную полосу. Казалось, что мы или врежемся в какое-нибудь строение, или бухнемся в море, или, в лучшем случае, сядем на кишащем людьми пляже…

Потом я увидел впереди, за низким белым забором, короткую каменную дорожку. Крошечный ангар, невысокая мачта с вяло болтающимся на ней конусом флюгера…

— Эх… — крикнула Хелен, когда планёр перемахнул над самым забором.

По полосе бежал, размахивая руками и торопясь убраться с нашего пути, голый мужчина. Загорал на каменных плитах, что ли?

Толчок, другой…

Планёр покатился ровнее, и я понял, что мы все-таки сели. Подергиваясь на стыках плит, планёр замедлил бег и остановился перед самым концом полосы. Видимо, не всем это удавалось — на крепких столбах перед забором была натянута прочная сеть.

— А, Ильмар? Неплохо? — сказала Хелен.

— Тебе надо было птицей родиться, — сказал я.

— Не хочу. Птицам это проще дается. Неинтересно…

К планёру бежал, подпрыгивая и на ходу застегивая штаны, загоравший мужчина. Глаза у него были растерянные, безумные; руки, когда он помогал Хелен выйти, тряслись.

— Почему полоса оказалась занята? — рявкнула Хелен с такой яростью, что даже я вздрогнул. — Почему нет наблюдения за воздухом, не подаются сигналы? Где старший по взлетному полю?

— Я старший, госпожа…

— Нет, ты не старший. Ты будешь драить полосу и чистить гальюн, когда выйдешь с гауптвахты. Две недели ареста!

— Есть две недели ареста…

Судя по тому, как перевел дыхание этот крепкий, мускулистый мужчина, он ожидал куда больших неприятностей.

Я выскочил следом за Хелен.

От башенки тем временем бежали, торопливо приводя в порядок форму, люди. А с самой башенки вдруг взвились в небо две зеленые ракеты.

— Спохватились… — Хелен покачала головой. — Что, бездельники, может, мне взлететь и сесть снова, по правилам?

Она вдруг засмеялась.

— Пошли… А вам привести планёр в порядок, поставить толкачи! Машина должна быть готова к взлету в любую минуту!

Глава пятая,

в которой я не удивляюсь чудесам, но поражаюсь простым вещам.

О Миракулюсе слава идет по всей державе. Да и чужеземцы сюда постоянно наведываются. Я-то, конечно, не верю всему, что говорят о Стране Чудес. В Миракулюс одна плата за вход такая, что можно неделю на итальянском побережье отдыхать. Но мы вошли бесплатно, туристы на планёрах не летают.

Мы вышли со взлетного поля — на воротах, ведущих в Страну Чудес, даже не было охраны.

За воротами оказался небольшой парк. Посыпанные песком дорожки, фонтанчики и беседки… Гуляли люди — причем порода у всех на морде написана. Ясное дело, кто же сможет заплатить двадцать пять марок за вход, кроме аристократа или богатого купца?

— И это хваленый Миракулюс? — спросил я. — В любом городе таких парков…

— Ильмар, ищи кафе. Есть хочу ужасно.

На нас никто внимания не обращал. Хелен в своей яркой форме не выделялась среди многочисленных дам в дорогих туалетах. Да и я тут оказался не единственным представителем богемы — у мраморной ротонды художник, одетый почти как я, рисовал портрет главы семейства. Я торжественно раскланялся, получил в ответ вежливо-холодный поклон, и мы прошли дальше.

По широкой аллее, выложенной шестигранными каменными плитами, мы пошли сквозь редеющий парк. Сквозь деревья проглядывали какие-то здания, причудливой архитектуры и совершенно немыслимые по богатству. На миг я даже остановился, когда сообразил, что сверкающее будто алмаз здание целиком построено из стекла и стали!

— Хелен!

— Что? А…

Она улыбнулась.

— Это Хрустальный Дворец. Красиво, да?

— Дюжина без одного… Хелен, я думал, это вранье!

— Этот дворец посетило столько народа, что он небось трижды окупился. Миракулюс не только место для показа мощи Дома — это еще и очень прибыльное предприятие.

— Сходим туда?

— Сначала обед!

Я с трудом оторвал взгляд от сияющего в солнечных лучах Хрустального Дворца.

За спиной раздался странный неприятный шум. Обернувшись, я увидел вереницу громыхающих повозок, маленьких, будто рудничные вагонетки, движущихся по аллее. Из передней валил вверх дым, но никого это не пугало. Раздавались временами детские и женские повизгивания, но скорее восторженные, чем напуганные. Во всех вагонетках, кроме самой первой, чинно сидели на скамьях люди. В первой, положив руки на торчащие вверх рычаги, гордо стоял молодой парнишка в ярко-оранжевой форме.