Максим Хорсун - Рождение Юпитера

– В Партии не обойтись без хитрости, – звучал негромкий бас де Штарха, в то же время волосатые пальцы вертели позолоченные детали излучателя. – Обычно ни в одном скафандре не калибруют как следует систему наведения. Если метишь противнику в голову – в шлем – только потратишь впустую «возможность действия». Об этом следует знать, если собираешься кого-нибудь убить. Или наоборот – оставить живым.

Шелли задал де Штарху терзавший его вопрос:

– Что если два человека из разных команд столкнутся на открытой местности… Им ведь не обязательно убивать друг друга? Они ведь не звери… Выстрелить в воздух – и в разные стороны. Что скажешь, Эдвин?

– Первое: в Партии нет людей. В Партии есть игроки-персонажи, и они полностью во власти богов Сопряжения, – пояснил занятый кадуцеем ветеран. – Второе: если ты проявишь… гм… гуманность и не выстрелишь в противника, никто не даст гарантию, что тот поступит в ответ столь же благородно. Скорее наоборот. Я знаю, о чем говорю. И еще: не вздумай обманывать богов и чти устав Партии. Иначе, – де Штарх поднял на Шелли глаза, – рискуешь быть оставленным на второй срок в наказание.

– Такое случалось? – спросил Шелли, бледнея. Его надежды пройти через Партию и остаться верным принципам таяли, как слоистые льды Ганомайда под лучами расширяющегося Солнца.

– Случалось, – качнул бородкой де Штарх. – Мы – не Козо, чтобы дважды пропихиваться через одно и то же иголочное ушко. На втором сроке ломаются почти все. Принимаются палить по своим, бестолково тратят «возможности действий»… в таких стреляют в первую очередь.

– Ты сражаешься против меня? – спросил Шелли у молодого Баттиста. Тот сидел на соседней скамье и вертел в ладонях фужер с белым вином. Анжело виновато улыбнулся и отсалютовал бокалом. Он был навеселе.

Шелли посмотрел на красивое до приторности лицо Баттиста, оценил заботливо выращенные мускулы, – их выгодно подчеркивал обтягивающий фигуру наряд, – затем вновь повернулся к де Штарху.

Ветеран собрал кадуцей. Подбросил излучатель на ладони, заставил провернуться вокруг запястья, точным движением загнал оружие в кобуру, а затем – молниеносно выхватил.

– Если твой друг окажется на линии огня, я буду целиться в шлем, – пообещал Шелли де Штарху.

Ветеран почесал наконечником кадуцея подбородок.

– Я никогда не сомневался в том, что Шелли – самый великодушный прайд в Сопряжении, – сказал он.

На внутреннюю поверхность шлема вывели тактические данные.

Наконец-то!

Два десятка закованных в скафандры игроков молча озирались, привыкая к «новому зрению». Пейзаж исчез, скрытый под координатной сеткой. Грибовидные здания превратились в безликие цилиндры, проспект – в плоскость, ограниченную двумя прямыми. Лишние детали растворились, словно кто-то прошелся по строениям, дорогам и обочинам невидимым ластиком. Одновременно с деталями пропали оттенки. Вся бесполезная информация канула. Теперь – ничего лишнего, только ячейки координатной сети и полупрозрачная рамка электронного прицела.

Они собрались на центральной площади Горгоны вокруг креста, начерченного на старом бетоне красной краской. Они были готовы внимать воле богов Сопряжения.

Шелли попытался поднять ствол винтовки, но понял, что не может шелохнуться. Его скафандр заблокировали дистанционно: замкнули суставы, превратили в нелепую, блистающую латунью статую.

– Джакобо Пуанкаре, – раздался в жестких наушниках хорошо знакомый голос председателя Пермидиона. – Первый: триста – двести, вперед!

– Первый – вперед! – повторил арбитр Партии (он наблюдал за действом из Дарующего Пламя). В тот же миг Шелли понял, что ему вернули свободу. Значит, Первый – это он. Какая честь для сына трайтонского прайда!

Итак, Первому приказали переместиться в сектор с заданными координатами. Партия началась!

«А Пуанкаре, оказывается, не блещет фантазией. «Триста и двести» – чересчур бесхитростно для председателя».

Шелли определился с направлением и пошел вниз по проспекту. Боковым зрением он увидел, что круг людей-фишек покинул следующий игрок. После секундной заминки благородный двинулся перпендикулярно маршруту Шелли.

Так они и будут курсировать по мертвому городу, подчиняясь командам, надиктованным трайтонскими божками вслепую, наугад. Свой ход озвучил Пуанкаре, за ним придет очередь Юлиуса Шелли, затем – Огра Мейды и так далее, и так далее. Боги бездумно называют цифры, а их лишенные воли подопечные передвигаются по городу и стреляют друг в друга, если им доведется пересечься.

Все решает случай.

Или Золотая Удача, как кому больше нравится.

Боги не видят, чем чревата их невинная математика. Богов и смертных разделяет пространство и время. Почтенные иерархи занимаются повседневными делами: кто-то размышляет о судьбе Сопряжения, кто-то читает книгу, кто-то плещется в бассейне. Следить за происходящим в Горгоне одновременно с участниками Партии могут лишь обитатели окрестностей Сэтана. Для остального Сопряжения эта битва развернется несколько часов спустя – после того, как радиоволны преодолеют пропасть расстояния между Титаном и центром мира людей.

Загрохотали выстрелы. Заметалось эхо под наполненным азотом куполом.

Что ж, – первая кровь. Кто-то на кого-то набрел…

Где же это пересечение? Где «триста – двести»?

Щелк!

Суставы верхнего плечевого пояса заблокировались. Шелли словно наткнулся на невидимую преграду. Заметался внутри панциря, пытаясь сохранить равновесие.

Щелк!

И нижняя часть экзоскелета сама выбрала устойчивое положение, а затем отключилась.

Он достиг заказанных Пуанкаре координат. Поле «триста – двести» – у него под ногами.

Шелли стоял посреди пустой улицы. Желтая грязь пузырилась у его щиколоток. В пяти-шести шагах впереди возвышалась округлая стена. Со стены скалились темные пасти дыр с обугленными краями.

Ему стало жутко.

…он услышал за спиной шаги…

Незнающие усталости метановые тучи текли по ту сторону купола, гася свет и снова расступаясь перед лучами Солнца. Улицы Горгоны погружались в сумрак, практически – во тьму, затем выплывали наружу, наливаясь скупой желтизной в лишенном оттенков мире. На разбитых обочинах чернела земля. Старая земля, привезенная строителями города. Из черноты выглядывали металлические обломки, медные жилы разорванных кабелей, что-то бесформенное, завернутое в фольгу, покореженные куски скафандров.

Город – свалка. Город – руина. Город – арена.

Шаги совсем рядом.

Он затаил дыхание.