Алексей Удалов - Дар страны Мидос

— Мест уже нет, — проворчал он вполголоса. — Всех кого попало сюда везут, как будто других тюрем нет. Как режим изоляции соблюдать…

Приняв Макара, сопроводиловку на него и вещдоки, гестаповец провел его по коридору в какое-то подсобное помещение, не похожее на тюремную камеру. Вдоль стен там тянулись ряды полок с личными вещами и разными предметами. Около них копошился еще один вертухай, лысоватый желтобровый мужичок. Увидев Макара, прочитав документы на него, чертыхнувшись, он сел за стол и сделал запись в журнале. Потом отложил чернильную ручку и, подойдя к вновь прибывшему, приказал раздеться.

— Я не могу, — жалобно выдавил Бережной, кивая на руки, обернутые присохшими тряпками. — И еще у меня плечо перебито…

Видимо, у гестаповца день сегодня не задался, должно быть, от обилия привалившей сверхплановой работы. Он мгновенно взорвался.

— Что ты не можешь, мразь?! — схватил пленника за грудки и так тряхнул, что у того от дернувшейся туда-сюда правой руки потемнело в глазах. — Ты не понял еще куда попал?

Он рывками содрал с рук Макара тряпки. Потом сорвал с Бережного форменную куртку и рубашку, и от боли у зека опять поплыли круги перед глазами, подкосились ноги.

Его подняли пинками, ощутимыми, но не сокрушительными, заставили разуться. Ногами и кровоточащей левой рукой он стянул сапоги, потом, по приказу, вытянул из пояса брючный ремень и остался одет в одни брюки.

— Давай его во временную пока. В сорок четвертую, — распорядился желтобровый. — Там тот долго еще не очухается.

Босого Макара вновь провели по коридору и водворили в камеру.

Узкая длинная камера была совсем без тюремной мебели — голые серые стены и потолок. Бетонный пол был перепачкан кровью. У дальней стены на полу валялся человек — такой же полуголый, как и Макар. Бережной подошел к нему поближе. Мужчина лежал на спине, вид его был нечеловеческий. Все лицо и тело пузырились от багровых жутких гематом, из рваных ран и ссадин все еще сочилась кровь. Два пальца на левой руке неимоверно распухли, но даже отек не скрывал направленность их фаланг в совершенно произвольные стороны. И еще, отчего Макар отшатнулся: брюки на узнике были расстегнуты и штанины в промежности обильно пропитались кровью…

Бережной опустился на пол, прислонился к шершавой прохладной стене. Воздел голову к должному где-то там быть небу. На потолке, в густой металлической сетке тускло горела лампочка. А из-за двери то и дело слышались глухие крики.

Когда его черед?..

Макар долго сидел в оцепенении. Поднял голову, опять посмотрел на лампочку.

Да может ли это быть вообще! Он живет в двадцать первом веке! Какое прошлое? Не бывает такого!

Реально как бывает: снится вполне осязаемый ужас, ты переживаешь это по-настоящему, становится все хуже и хуже — и вот уже всё: край, тупик, дальше — просто сойти с ума или умереть — и тут срабатывает самосохранение — просыпаешься… И сейчас так должно быть… Пора оторвать голову от подушки. В Москве, в своей квартире. Господи, яви чудо! Это же не наше время, эта участь уже выпала другим людям. Господи, сделай так, чтобы это все было сном! Ты же все можешь!

Зазвенели ключи, дверь открылась. На пороге стоял гестаповец. Тот молодой, конвоир.

— На выход, — приказал он.

— Куда? — спросил Макар.

— На выход, — повторил парень, чуть повысив голос.

Бережной поднялся. Посмотрел на истерзанного сокамерника. И пошел вперед.

Еще раз прошли по коридору. Так же, наверно, безропотно и обреченно плетутся грешники в ад, не в силах воспротивиться этому движению к вечным мукам. Отворилась железная дверь, его втолкнули в большую ярко освещенную камеру.

Первое, что бросилось в глаза — железная скамья с зажимами для рук и ног, слегка изогнутая, как пологое кресло. Она была вся мокрая, будто ее недавно облили водой. Сырым был и пол камеры; тут и там на нем виднелись красные разводы.

В кресле у стены сидел средних лет гестаповец уставшего вида и курил. Китель и ворот рубашки его были расстегнуты, рядом на столике стояла чашка на блюдце. Поодаль от него, за другим столом, сидел молодой секретарь. А у противоположной стены переминался с ноги на ногу невысокий, но очень широкоплечий мужик в рубашке с короткими рукавами. Рядом с ним стоял третий стол. На нем были разложены: щипцы, скальпели, сверла, иглы, ножницы… жесткий металл, которым придумали стругать на куски полное жизни и чувств человеческое тело. На крючке висел резиновый фартук багрового цвета, а с краю на столе — резиновые перчатки того же цвета.

Все это мгновенно и намертво впечаталось в сознание Макара.

Потом жуткое видение дрогнуло, колыхнулось волнами и померкло.

5

Он открыл глаза. На самом деле сон. Это был сон!

Чудо произошло…

Прозрачное небо сияло над головой и огромное ласковое солнце. Вокруг пели птицы, а он лежал на пахучей луговой траве. На его откинутой руке покоилась головка самого прекрасного существа на свете — Ланы. Глаза ее были закрыты, и грудь тихонько приподнималась в такт мерному сну.

— Господи! — крикнул Бережной, не помня себя от счастья.

Девушка встрепенулась, щурясь от света, удивленно взглянула на него.

— Ты чего?

— Ничего! — выдохнул он. — Приснилась жуть.

— Что тебе приснилось? — спросила она, как добрый детский врач, и погладила его по волосам.

— Да ужас. Даже рассказывать противно… И смешно. Представляешь, я попал в гестапо! И сейчас меня должны были пытать… Наверно я слабый духом — не смог выдержать даже начала пыток, проснулся…

Лана улыбнулась.

— Милый ты мой. Ты просто устал, — в глазах ее сверкнули огоньки. — Сейчас я тебя полечу! — и девушка перекатилась на него всем телом.

После виденного кошмара это было счастьем на грани абсолюта.

Ох, м-м!.. Так не вовремя сильный дискомфорт в счастье внесла оса, укусившая его в ногу. Макар дернулся и зашипел от боли. Еще одна оса впилась ему в ногу. Потом еще одна, после которой ничего уже его не занимало, кроме жестоко ноющего бедра.

Да и Лана преобразилась. Нежность сдуло с ее лица, в глазах сквозил хищный интерес. И лицо ее стало ужасным — мясистым, с красными прожилками на носу, с щербатым ртом, извергающим запах перегара…

— Что? — послышался голос издалека.

— Нормально, — ответил палач и рывком поставил Макара на ноги.

Бережной вскрикнул от боли в плече, но устоял на ногах. Бетонные стены в ярком свете снова окружали его. Чуда не случилось. Осы, кусавшие его, оказались вставленной в черную рукоятку длинной спицей с крючками, которую держал в руке красномордый гестаповец. Из рваных отверстий в ноге Макара сочилась кровь.