Ярослав Веров - Завхоз Вселенной
Артемий вывел мерс из подземного гаража, и они покатили на Вернадского.
— Люблю ездить, — с жизнерадостностью параноика сообщил астрал.
— С каких это пор?
— На, держи. — Астрал протянул Артемию иконку. — Со святой земли.
Артемий сунул её в бардачок, чем немало обидел астрала.
— Я тебе её вёз, это твой тезоименитый святой, на удачу. Обижаешь или как?
— Да не заморачивайся. Ты с кем контракт подписал?
— Да с кем… С хорошими людьми. И здесь подпишу. Я секрет успеха нашёл.
Артемий хмыкнул.
— Без хорошего продюсера и по совместительству друга, который тебя, засранца, знает как облупленного, кинут тебя не по-детски.
— Да не заморачивайся, — передразнил астрал. — Как там Зимуля поживает?
— Никак.
— Поп-звездой хочет?
— Да куда ей, безголосой. Чтобы на меня пальцем показывали и говорили, вон второй Масюля пошёл?
— Да уж, пора ему из своих бабищ мега-группу лепить.
— Ну да. Нет, говорю, не будет тебе сцены.
— А она тебе — старый импотент. И чем она хуже той-то и той-то.
— Выгоню я её, — решил Артемий.
— Не советую. Следующая окажется ещё хуже. А Зимулю ты знаешь как облупленную.
— Что-то ты сильно умный стал.
— Вот именно, — самодовольно заключил астрал и, отвернувшись, стал смотреть в окно.
В студии ничего не переменилось, только пыль лежала на зачехлённом синтезаторе. Астрал открыл инструмент, включил усилитель и, сделав сосредоточенное лицо, принялся играть. Играл он никак не меньше получаса свою астральную музыку. Артемий сперва внимавший с недоверием — «ну, чего там у него купили» — всё более оживлялся. Наконец не выдержал:
— Вот это уже купили?
— Это? Это ещё нет.
— Покупаю, — бросил Артемий.
— Что, коммерчески перспективно?
— Да иди ты. Давно надо было так. А то всё выкобенивался, творца из себя строил. А оказывается, можешь.
— Я ему говорил — Артемию моя музыка нравится, — задумчиво, как о чём-то своём, произнёс астрал. — А он не верил.
— Кто?
— Да там, один.
— С которым контракт?
— Нет, тот не пожелал. Ему же хуже. Пусть теперь сидит и кукарекает.
Астрал вдруг повернулся к зеркалу над диваном и показал язык. И резко оборвал игру.
— Ну что, по сто пятьдесят, как в старые добрые времена? — предложил Артемий.
Они расположились в столовой. Артемий предложил для разгону вискаря. Астрал поддержал идею с тем непременным условием, что следом пойдёт коньячок, а потом уж, как водится, мартини.
Употребив чуток поболее ста пятидесяти, продюсер ударился в коммерческие фантазии. Он уже видел Зимулю в первых строчках хит-парадов. Фигура — что надо, модный рыжий цвет волос, притом натуральный, журналисты натуральность любят. Натуральность вообще нынче в цене. На таких хитах она сто пудов раскрутится, и на рекламе конкретно сэкономим. Хотя можно не экономить, всё окупится.
— А давай ей сейчас позвоним? — вдруг предложил Артемий.
— Давай лучше выпьем. Сегодня нажрёмся, а завтра, богу помолясь, приступим к свершениям.
Постепенно Артемий дошёл до стадии разговора по душам, со слезой, с сакраментальным великодержавным «ты меня уважаешь?».
— Вот когда твой голос услышал, решил — всё, спёкся засранец, сейчас станет денег клянчить. А ты молоде-ец, ты большой молодец, Игорёша. Люблю я тебя, чёрта! Давай поцелую.
Продюсер полез обниматься и долго тискал друга-чёрта в объятиях. Астрал же вынул давешний флакончик и, заведя руку за спину Артемия, капнул в его бокал.
— Удавил совсем, — побурчал он, когда Артемий наконец отвалился. — Давай, брат Сальери, за искренний союз, связующий Моцарта и Сальери, двух сыновей гармонии.
— Я — Сальери?
— Ты — Сальери.
— А ты?
— А я — Моцарт.
— Ну, за тебя, Моцарт. Будем!
Артемий выпил. Астрал поднялся и зашёл за стойку бара.
— Ты никогда не любил Игорька, — сообщил он оттуда.
— О чём ты, брат Моцарт? — заплетающимся языком произнёс Артемий.
— Ты только использовал его. Ты платил ему копейки.
— Ему? Какие же это копейки? Окстись! — успел удивиться Артемий, после чего закрыл глаза и увалился на диване.
Астрал с улыбкой подошёл к нему и добавил последнюю каплю упрёков:
— На что ты извёл его талант?
Он пошарил у Артемия в карманах. Разыскал мешочек с ключами, проник в кабинет. Набрал код на замке сейфа, его на спор выведал он в своё время у астрала Артемия. В сейфе обнаружились нотариально заверенные партитуры и cd-диски, две коробки патронов и несколько пачек десятирублёвых купюр. Астрал забрал деньги и патроны, взял помповое ружьё, стоявшее в углу, возле машины для проверки валюты. Зарядил четырьмя патронами, передёрнул цевьё.
Затем аккуратно запер сейф, запер за собой кабинет, вернул похрапывающему Артемию ключи и, выходя из столовой, прицелился в спящего.
— Пу-пух! — Рассмеялся и полез на антресоль за сумкой.
Без пяти минут пять прибыл Любимов. Полковник привёз бумаги. Политическую партию Любимов предлагал назвать «Имперский Проект». Прилагались: смета финансирования партийных структур и агитпропа, список популярных аналитических передач и политических шоу, где предполагалось организовать участие Игоря Хромова, список прессы и журналистов с расценками их информационных услуг. И множество других бумажек, содержавших пространные разъяснения пиарщиков. Видимо, «Имперский Проект» давно лежал в запасниках ведомства Любимова, невостребованный российским политикумом.
— А почему бы не назвать — «Держава»? — с задумчивым прищуром предложил астрал. — А так, мне, в целом, нравится.
— Кто там у вас храпит? — в свою очередь поинтересовался Любимов.
— Конципко. Напился пьян.
— Ну-ну. Понимаете, Игорь Святополкович, замысел и названия партии и самого проекта строится как раз на отрицательном, раздражающем восприятии как политологов, так и электората. Слово «империя» сродни красной тряпке. Потому мгновенно запомнится и будет на слуху. А «Держава», сколько ни повторяй, в головах не отложится. И программа, если вы внимательно почитаете, также весьма энергична. Социальная направленность, возврат народу земли и недр, промышленных гигантов, жёсткое руководство финансовой политикой отечественных банков, жёсткая позиция в отношении постсоветских карликов. Разумеется, в программу уже включены ваши пункты о закрывающих технологиях и углеводородной игле. В общем, позиционироваться партия должна как левая ЛДПР, а вы как левый Жириновский. Главное, парадоксальность и напор. И детская непосредственность. Будете подписывать?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});