Альфред Хичкок - Истории, от которых не заснешь ночью

Взглянув на три алчных, злобных и ограниченных лица, которые были перед ним, Джон вдруг понял, почему часто в детективах встречается сцена, в которой следователь собирает всех подозреваемых и заставляет их участвовать в продолжительном разговоре. Почему он это делает всегда сам, не перекладывая эту обязанность на какого-нибудь церковного служку, и почему автор, который отождествляет себя обычно с главным героем, уделяет такое внимание описанию этой сцены, вместо того, чтобы ограничиться лишь упоминанием о ней? Почему читатель, который мыслит так же, как и автор, получает такое удовольствие от прочтения этой сцены, даже если следствие после этого не продвигается ни на йоту вперед: только потому, что эта сцена ужасно забавна.

- Эта вещь, - Джонс взял в руки плоский предмет, длиной около метра и шириной сантиметров в сорок, завернутый в коричневую бумагу, - единственная причина всех ваших неудач. Это символ моей Компании. Он связан со всей полувековой историей ее существования, начиная со дня ее основания. Вы не найдете места, где бы наша Компания проводила какие-либо работы и где не было бы такого или ему подобного предмета. Нет ни одной машины, будь то кран, бульдозер или грузовик, который бы мы использовали и который не был бы снабжен этим символом. Он есть в каждом кабинете и почти в каждом кафе.

Он положил пакет перед собой и, любовно поглаживая его, продолжил:

- Я не желаю вести с вами здесь дискуссий о том, что составляет центральное звено этого дела, то есть "да" или "нет", и если да, то в какой мере вычислительная машина может отдавать себе отчет в своих действиях. Но, прежде чем вдаваться в детали, напомню вам одну детскую считалочку: не было гвоздя - не прибили подкову - не было подковы - лошадь осталась в стойле лошади не было - послание не передали - не было послания - битву проиграли - не было победы - королевство пропало, и все это потому, что вовремя не смогли найти гвоздь, чтобы подковать лошадь...

- Господин Джонс, - прервал его адмирал, - я... мы... ваше...

- Мы же договаривались, - сказал, не повышая тона, Джонс и продолжал говорить до тех пор, пока адмирал не перестал ворчать. - Это, - и он указал пальцем на пакет, - тот самый гвоздь, с помощью которого можно подковать ОРАКУЛА. Это, конечно, не гвоздь в прямом смысле этого слова, потому что ОРАКУЛ не является простой вычислительной машиной. Он не создал для того, чтобы решать обыкновенные задачи обычным способом, учитывая только данные задачи. Для этого предназначены другие, менее совершенные машины. ОРАКУЛ мыслит как цивилизованный человек, используя все, что имеется в его голове. Я хочу сказать - в его памяти. Но если я лишу его этого гвоздя (он еще раз указал на пакет)... он... сможет ответить на ваши вопросы, что, кстати говоря, он и сделал.

На его губах появилась легкая улыбка.

- В начальном варианте, и я в этом не сомневаюсь, он таким не был. Я думаю, что он... что он перешел в другое качество.

И уже без улыбки:

- Я говорил, что получил ответы на ваши вопросы.

Теперь он свободно мог перевести дух. Рыба клюнула. Все смотрели ему в рот. Теперь, чтобы удалить их из комнаты, прежде чем он закончит говорить, потребовалось бы сдвигать их с места краном или разрезать на куски электрической пилой.

Он сконцентрировал свое внимание на полковнике.

- С профессиональной точки зрения ваш вопрос представляет наибольший интерес. Он позволяет выявить удивительные возможности ОРАКУЛА. Можно также сказать, если речь идет об ответе, что это - настоящая мысль в самом широком смысле этого слова, хотя такого рода предположения поднимают такие вопросы, которые ни я, ни мои коллеги не способны даже осмыслить. Что произойдет, если робот, который был создан для того, чтобы подчиняться и у которого нет другого выбора, вдруг начинает мыслить? С какого момента имитация интеллекта становится интеллектом?

- Я не позволю обсуждать здесь свой вопрос! - пролаял полковник.

- Позвольте, нравится вам это или нет, - ответил, резко повысив тон, Джонс, - и будьте так добры, выньте руку из кармана. Я не шучу, полковник! Я вас не боюсь! Прежде чем пригласить вас сюда, я составил два детальных рапорта, касающихся всего этого дела, я их уже отправил по почте из города, таким образом, чтобы никто из вас не смог их перехватить. Первый адресован моему начальнику. Это - верный друг и влиятельный человек, у которого связей столько, сколько наших машин находится сейчас в эксплуатации, а это значит, что у него достаточно длинные руки, чтобы достать вас даже на краю Земли или на Луне, если это потребуется. Второй я послал другому, но не менее надежному человеку, о котором я скажу только то, что он в течение двух часов может устроить такой шум в средствах массовой информации, что вы не сможете после этого найти ни одного кретина, который бы вас согласился поддержать, даже если вы посвятите этому всю свою жизнь. Рапорты эти, естественно, запечатаны, и получатели вскроют их лишь в том случае, если в определенное время, из определенного места я особым, только мне известным способом не выйду с ними на связь, поэтому я нам советую поверить мне на слово и не пытаться обмануть этих людей; вы не сможете это сделать. Другими словами, единственное, что вы можете сделать, так это только еще больше меня разозлить, если я опоздаю на свой самолет. Сидеть, адмирал!

- Я не потерплю ни слова...

- Это, как вам будет угодно. - Джонс указал пальцем на две мумии, застывшие в креслах. - А вот они потерпят!

Адмирал сел. Гражданский заговорил хорошо поставленным, искусно прикрытым выражением разочарования, голосом:

- Господин Джонс, мне показалось, что ваше слово...

- Есть вещи гораздо более серьезные, чем мое слово, вещи, которые обязывают меня его не сдержать.

Он достал один из листков, напечатанных на машинке ОРАКУЛА.

- Хотите я вам покажу один рисуночек?

Гражданский осел в свое кресло.

- Пусть закончит, - проскрипел полковник, - пусть дойдет до конца, и... пусть дойдет до конца!

Джонс, мозги которого работали в этот момент не хуже, чем у ОРАКУЛА, мгновенно перевел для себя эту фразу как: "А потом он уже никуда не сможет пойти". Он повернулся к полковнику:

- Ну, смелее, какого черта! Вы же сами говорили, что мое слово против вашего. Так вы все еще не отказались выставить меня в роли лжеца?

Потом, не дожидаясь ответа, он взял один из листочков, лежащих перед ним, и громко прочел: "ЕСЛИ Я УБЕРУ ПРЕЗИДЕНТА, ЧТО Я ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ ДАЛЬШЕ, ЧТОБЫ СТАТЬ САМЫМ ВЛИЯТЕЛЬНЫМ ЧЕЛОВЕКОМ В СТРАНЕ?"

Лицо полковника стало таким же каменным, как плица, вырубленные в скале на горе Рашмор.

Гражданский икнул и укусил себя за палец. Адмирал забыл прищурить спои заморские глаза и выглядел очень глупо.