Гюстав Леруж - Война вампиров

Время для Альберты и для всех остальных тянулось невероятно долго, а Роберт страдал от того, что не мог удовлетворить любопытство друзей Однако через неделю ему позволили вставать с постели, а на другой день он уже совершил небольшою прогулку по саду при помощи Ральфа и Джорджа, которые с двух сторон поддерживали его под руки Ах, с каким наслаждением он вдыхал аромат жасмина, магнолии и мирта! Цветы казались Роберту старыми добрыми друзьями, которых он едва не утратил навсегда

И одного только запаха он не мог выносить совершенно аромат пышно цветущих розовых олеандров наполнял Роберта невыразимым отвращением. Альберту и Джорджа это не удивляло, а Ральф, со свойственной ему живостью ума, высказал предположение об олеандровых лесах, которые должны покрывать марсианские равнины Сок этих деревьев, отравляющие свойства которого усиливаются по мере потепления климата, на Марсе должен быть убийственным, как легендарное дерево манчинелли, уничтожающее все живое окрест.

Теперь Роберт чувствовал, как постепенно выздоравливает, и наслаждался этим. Он вышел победителем из двух опасностей: переборол болезнь и перенес межпланетное путешествие, при воспоминании о котором у него до сих пор кружилась голова.

Вначале его истощенный желудок с трудом принимал мясное пюре из домашней птицы, потом Дарвел стал есть яйца всмятку, дичь, тушеное мясо, пить выдержанные старые вина. Организм крепнул, ткани его восстанавливались.

Через десять дней Роберт выглядел почти так же, как во время своего пребывания в Лондоне, когда мы познакомились с молодым инженером перед его отъездом в Индию с Ардавеной, только на висках серебрилась первая седина, а под глазами появились легкие морщинки. Хотя Роберту немало тягот довелось пережить за последнее время, он казался моложе Джорджа и Ральфа, на лицах которых еще оставались следы ожогов.

Кроме того, он почувствовал себя настолько здоровым, что попросил разрешения пораньше начать рассказ о своем путешествии на другую планету, которого с таким нетерпением ожидали его друзья.

Поэтому было условлено, что после обеда все соберутся в большом салоне, из окон которого открывался великолепный вид на море и лес.

Настроение у всех было несколько приподнятое.

Когда Роберт устроился в приготовленном для него удобном кресле, собравшиеся восхищенно умолкли и замерли в ожидании. Ральф и Джордж устроились по сторонам, а сиявшая от счастья Альберта села напротив. Недалеко от нее за небольшим секретером со всеми письменными принадлежностями примостился лорд Фраймкок. Решено было, что он будет стенографировать рассказ Роберта. За креслом Ральфа встал верный Зарух, а Керифа заняла место на подушке у ног своей любимой госпожи.

Разноцветные электрические лампочки, расположенные между лепными украшениями потолка, отбрасывали мягкие фантастические блики на всю группу.

— Дорогие мои, — заговорил Роберт, — с чего мне лучше завести свой рассказ? С самого начала или с того момента, когда прервалась световая сигнализация?

— Конечно, с того момента, когда ты уже не смог сигнализировать! — воскликнул Ральф. — Ты ведь говорил, что подробно описал свое путешествие в дневниках! А потому пожалей нас и рассказывай! Мы изнываем от любопытства!

— Пусть будет, как вы хотите! — улыбнувшись, кивнул Роберт и начал:

— Итак, вам уже известно, что крылатые существа утащили меня в пещеру и заточили в ней…

Тут Дарвел вдруг посерьезнел и устремил взгляд куда-то вдаль.

— Ах, мне кажется, я до сих пор вижу мрачные своды, подпертые гигантскими сталагмитами… Темнота, усеянная миллионами странно мерцающих глаз, стены, покрытые черными перепончатыми крыльями этих чудовищ, словно траурным крепом… Воистину адское зрелище! В довершение всего в пещере царил ужасный смрад от скопившихся нечистот и остатков гниющего мяса, недоеденного чудовищами. Я буквально задыхался от этого зловония…

Честно говоря, я испугался и сомневаюсь, что кто-то на моем месте сохранил бы присутствие духа. Но отвращение оказалось сильнее. Противные крылья то и дело прикасались ко мне, и отвращение было настолько велико, что наверно только благодаря ему я не сошел с ума и не лишился чувств.

Я стоял в центре стаи, пожиравшей меня полными злобы взглядами, и инстинктивно старался прижаться к стене. Мои руки и ноги были связаны крепкими веревками из волокон каких-то растений.

А эрлооры все слетались и слетались в пещеру. Они угрожающе протяжно ворчали, а иногда резко и неожиданно вскрикивали, визжали, скулили… Ни один шабаш ведьм и всякого рода искушения, нарисованные средневековыми художниками, не дадут ни малейшего представления о том, что мне там довелось пережить!

Я был уверен, что вампиры спорят о том, кто из них должен меня сожрать, и, не видя ни малейшего пути к спасению, совершенно отупел.

Я так никогда и не узнал, что им было от меня нужно, однако примерно через час невыносимо мучительного ожидания мерзкая толпа начала рассеиваться. Зашелестели крылья, пещера постепенно пустела, желтых светящихся огоньков делалось все меньше и меньше и, наконец, они исчезли совсем.

Я остался один в густой черной темноте, которую, казалось, можно было потрогать.

Если это было не избавление, то, по крайней мере, передышка.

Я прикинул, что поскольку эрлооры — твари исключительно ночные, то наверняка они отправились на охоту. Одиночество и наступившая тишина были для меня бальзамом на душу. Я сильно устал и проголодался. Меня клонило в сон, но страх не давал заснуть.

Мне пришло в голову, что можно перетереть о камень веревки, которыми меня связали, и я принялся за дело.

Наконец, мне удалось освободить левую руку, но едва я поднял ее вверх, как получил настолько сильный и жестокий удар, что не удержался и вскрикнул от боли. По руке текла кровь… Вот, смотрите, следы когтей эрлоора я ношу на себе до сих пор!

Тут Роберт вытянул вперед руку. На коже багровели пять глубоких шрамов.

— Я совсем не заметил, что за моей спи-пой сидела одна из этих тварей. Видно, ее приставили ко мне сторожем. Я обернулся и встретился с эрлоором взглядом. Глаза его горели гневом. Злобно ворча, вампир знаками показал мне, чтобы я не вздумал бежать, иначе мне придется худо

Я понял его и больше не пытался освободиться от пут, а потом меня окончательно сморила усталость, и я уснул.

Крайнее нервное напряжение притупляет всякие страдания — и духовные, и физические. Я сам наблюдал это сотни раз, и вполне понимаю, как артиллеристы засыпают на поле боя возле своих орудий с зажженным фитилем в руке.

Когда я проснулся, в пещере по-прежнему было тихо, но мне казалось, что прежняя кромешная тьма сменилась тусклым светом зари, и в этом сумраке я уже мог различить смутные очертания сталагмитов, вздымавшихся к потолку.