Александр Громов - Человек отовсюду

Я не видел противника и предполагал, что противник не видит меня, но знал как дважды два: все изменится, едва я проскочу коридор. Там ждут. Там встретят меня таким шквалом огня, что я ничего не успею сделать, и вообще я буду не я, а будут только клочья. Что делать?

Набрать такую скорость, чтобы охрана не успела отреагировать? Уже не смогу.

Догнать робота-пожарного, заставить слушаться и задействовать как прикрытие? Нет времени.

Значит, просто рискнуть, положившись на удачу?

Глупо. Уже ведь не мальчишка. Но где иной выход? Где?

Только один тактический прием мог дать мне шанс: появиться хотя бы немного не там, где меня ждали. Вонзая в жесткий пластик когти, я разогнался так быстро, как мог. По коридору – наискось, с выходом на стену.

Затем по потолку. Наверное, это было похоже на «бочку» – фигуру, доступную некоторым крылатым летательным аппаратам. Извернувшись в воздухе, как изворачивается подброшенная кверху лапами кошка, я обрушился на то место, где, по моим соображениям, должен был находиться противник.

Он там и был. Меня заметили еще на потолке и, естественно, сразу открыли огонь. Помню близкие разрывы гранато-пуль, молнии в дыму, громкое шкворчание пластика. Помню свою недоверчивую радость – неужели получится? – радость, сменившуюся короткой и явно преждевременной вспышкой ликования. Попали в меня уже в полете.

Боли я не почувствовал – почувствовал ущерб. Следующую минуту помню плохо; я дрался – и это все, что я могу сказать. Бил лапами, срывал с противников дыхательные маски. Почему-то не действовал хвост-булава, плохо повиновалась левая задняя лапа, и не сразу я понял, что хвоста у меня больше нет, а мышцы лапы рассечены едва ли не до кости. Но обе правые конечности еще работали, да и клыкам находилось дело. Наверное, и моя дьявольская рожа была нелишней в плане психологического воздействия на противника.

Раненый зверь дрался так, как и должны драться раненые звери – не давая и не прося пощады. Искалеченный, но живой, нейтрализовавший нескольких противников, он прорвался сквозь заслон, проковылял вверх по лестнице, потерял направление, оказался в каком-то очередном коридоре, нарвался на пальбу в одном его конце, потащился, волоча лапу, ко второму…

Там был тупик. Еще один. Наверное, последний для меня тупик.

Один час двадцать семь минут плюс-минус минута – столько времени прошло с начала операции, если только не сбились мои внутренние часы. Через три, максимум пять минут Вилли нанесет свой «точечный укол», не зная – откуда ему знать, – что в этом уже нет необходимости. Скорее всего «укол» меня угробит, а если я уцелею, то ненадолго: вентиляция разнесла газ по всем закоулкам подземелий горы Верхний Уньявр, а мои запасы кислорода на исходе. Почему я самонадеянно решил обойтись без дыхательной маски, скроенной по моей кошмарной морде? Впрочем, что толку… Ресурс моего тела в самом благоприятном случае – несколько часов, а если учесть, как мне досталось, то, пожалуй, не больше часа. И даже эта оценка оптимистична. Слишком много мышц повреждено, слишком много потеряно крови. Я уже не тот. Драться? Пожалуйста, это я еще могу кое-как. И буду. Пусть меня прикончат, но не сидеть же сиднем, ожидая неизбежного и скорого конца!

Тело деревенело, перед глазами плыла серая муть. Внезапно меня начала бить крупная дрожь. Я зарычал от ярости. Это не тело – это предатель! Ну же, Ларс, соберись! Еще есть капелька кислорода, еще можно наскрести немного глюкозы в крови. Может, ты и стал человеком отовсюду, но сейчас вспомни, кем ты был! Иди и умри, как подобает твердианину!

Волоча лапу, я потащился туда, где ждал меня еще один заслон. Уже не было и речи о том, чтобы бегать по стенам и потолкам. Хватит ли сил на один-единственный прыжок? А! Глупый вопрос. Мне не дадут прыгнуть – изрешетят гораздо раньше. Я один и ранен, зато число моих противников заведомо не сократилось. Представляю, сколько подразделений коммандос было поднято по тревоге в радиусе сотен километров от Верхнего Уньявра! У них было достаточно времени, чтобы прибыть на место.

Лишние хлопоты. Хватило бы и тех охранников, которые остались. Меня не подпустят на дистанцию прыжка, мне придется сражаться их же оружием – лучеметом. Несколько секунд перестрелки – и конец. Пусть. Выполнят ли ореолиты свое обещание? Пожить в созданном под меня мире было бы неплохо, совсем неплохо. Жаль только, что воскресну в нем не я, а другой Ларс Шмидт, очень похожий на меня, но другой…

Трясущейся лапой я достал из сумки лучемет, а сумку отстегнул и бросил – не нужна. Было странно, что Вилли медлит, ведь полтора часа уже прошли. А впрочем, не все ли равно, как помирать, если процесс будет недолгим? Мне все равно, я не настолько капризен.

Потемнело в глазах – и отпустило. Надолго ли? Ресурс конструкции подошел к концу. Какой там час! Я понял, что в моем распоряжении не более двух-трех минут при самом благоприятном раскладе. Конструируя мое тело, я не научил его умирать сразу, без мучительных сбоев, и самоликвидироваться после смерти. Зря.

Вновь темнота – и в ней круги и кольца, зеленые и красные. Я уже не ковылял – полз. Вновь отпустило… Скорее, Ларс, тварь ты кошмарная, ползи, дьявольская морда! Неужели ты не можешь заставить себя двигаться? Знаю, знаю, тебе хочется лечь и тихо скончаться, но кто сказал тебе, что желания твоего тела – твои желания? В точности наоборот! Ползи, приятель, шевелись, кошмарный гад!

Я уже совсем не чувствовал своего тела. Оно еще ползло каким-то чудом, но кто управлял им? Я не знал. Где противник? Почему я должен тащиться к нему, а не наоборот?.. Попытка поднять лучемет и прицелиться ни к чему не привела – я не видел ни прицела, ни цели. Пусть так! Разве обязательно убивать, чтобы погибнуть в бою?..

Мир вновь погас – теперь насовсем. Наверное, я еще полз, но не ощущал этого и не видел, куда ползу. Меня вдруг перестали интересовать такие пустяки, одно лишь было любопытно: какова она – смерть? Неужели для умирающего ее не существует? Пойму ли я, что она пришла?

Как и следовало ожидать, ничего я не понял.

– Очнулся? – спросил Вилли, и было это так же странно, как если бы ко мне, громыхая гранитными челюстями, обратилась с репликой гора Верхний Уньявр. Почему он здесь? Кто я? Где я? И по какой причине что-то происходит, когда уже ровным счетом ничего не должно происходить со мной?

Гипотезу о загробной жизни я отринул почти сразу. Если корабль сумел записать, а потом восстановить мое тело и мою личность, то почему я помню все, что происходило со мной после возможной записи? В возможность иной загробной жизни я никогда не верил. Да и не факт, что корабль был бы способен восстановить меня без моего прямого участия, а как бы я обеспечил это участие, находясь вне корабля? Замкнутый круг.