Владимир Васильев - Лик Чёрной Пальмиры

— Не сорвусь, — пообещал Швед.

И изо всех сил постарался поверить себе.

Сразу за Египетским мостом они вышли. Озхар расплатился тем, что нашлось в кармане — нашлась сотня евро. Русских рублей, понятное дело, ни у кого уже не осталось. Хозяин «десятки» сильно повеселел и умчался в сторону Садовой.

— Ну, что, Швед? — сказал Озхар странно напряженным голосом. — Как в Ялте?

— Как в Ялте, — эхом отозвался николаевец. — Веди!

И они пошли. Свернули во двор, вошли в подъезд с сумасшедшей нумерацией и поднялись на второй этаж. Озхар постучал, поскольку звонок-молчал, как рыбка в банке.

Дверь открыла одна из девчонок Тамары — коротко стриженная и рыжая, неуловимо похожая на Марлен Жобер в «Пассажире дождя». При виде визитеров лицо ее вытянулось, она инстинктивно отпрянула и попробовала защититься простеньким щитом. Но девчонку никто и не думал атаковать.

— Добрый вечер, — негромко поздоровался Озхар. — Тамара есть?

— Д-добрый… — пробормотала девчонка. — С-сей-час…

Она снова выглядела сильнее, чем вне Питера. На уровень, а то и на все два. Сейчас — не ниже приличного третьего.

Дверь захлопнулась. Озхар и Швед терпеливо ждали — около минуты. Затем дверь медленно-медленно отворилась, слабо скрипнув давно не знающими смазки петлями, и на пороге возникла Тамара. Бледная, с распущенными по плечам волосами.

— Здравствуй, Тома, — поздоровался Озхар дрогнувшим голосом.

Она смотрела на Озхара так, словно силилась вспомнить — кто он? Что их связывает? Долго смотрела. Потом тихо спросила, произнося каждое слово по раздельности:

— Зачем? Ты? Пришел?

— За тобой, — просто ответил Озхар. — Тебе не место в этом мертвом городе. Пойдем, я отвезу тебя в Москву. Или в Одессу.

— Нет. — Тамара яростно замотала головой, отчего ее грива всколыхнулась, будто диковинное черное пламя. — Мое место тут! Приехал мой отец.

— Отец? — Озхар знал, что бьет по больному, но именно это сейчас и было нужно — встряхнуть ее, разбудить от наркотического дурмана Черной Пальмиры. — Или тот, кто надругался над твоей матерью?

Тамара вздрогнула. На секунду даже показалось, что она стала прежней, но тут дверь приоткрылась шире, и за ее спиной вырос высокий человек в длинном халате. От него пронзительно веяло Силой.

Странно, но Ямаец не был темнокожим. Скорее он походил на хорошо загорелого европейца. Но стоило взглянуть на него через сумрак, и все встало на свои места, там он был еще выше и смуглым, как шоколад. Десятки тонких косичек выбивались из-под смешной кепки, похожей на английский цилиндр с козырьком. Кепка была надета криво, козырьком в сторону, и сплошь испещрена непонятными письменами и знаками, однозначно магическими. Халат во многих местах украшали пришитые кости, скорее всего птичьи. На шее болтался амулет — высушенная куриная лапка Точнее, петушиная — ясно просматривалась длинная кривая шпора.

— Уй-йа! — басом сказал Ямаец и присел, чуть разведя руки в стороны насколько позволял узкий коридор. — Пусть входят, дочь!

Озхара и Шведа словно кто-то в спины пихнул, одновременно спеленав по рукам. Ноги с грехом пополам двигались. Ямаец с Тамарой отступили в глубь коридора, в большую комнату.

— Нам пригодится их сила, дочь, — продолжил Ямаец тем же низким голосом.

Швед успел скосить глаза, перед тем как его впихнули в комнату с алтарем. За столом в виде телевизионной коробки с неправдоподобно серьезными лицами сидели девчонки — не все, лишь пятеро, включая открывшую дверь рыжую. Озхар глядел только на Тамару, на ее постепенно утрачивающие плавность движения и разгорающиеся глаза.

Дверь с грохотом затворилась.

— С кого начнем, дочь? — спросил Ямаец.

— С этого. — Тамара указала на Шведа. — Его я оставлю на потом…

И посмотрела в глаза Озхару.

Так глядят вампиры на жертву за пять секунд до укуса.

Швед расслабился и попытался уйти на второй слой сумрака, но его моментально выдернули обратно, словно нашкодившего кота из-под дивана.

Ямаец мигом оказался перед ним с огромным крючковатым клинком в руке наподобие виденных когда-то в музее Египта. Кажется, египтяне использовали похожие инструменты для трепанации перед мумифицированием — такой серп и ножом-то не назовешь. Швед с ужасом скосил глаза, потому что ноги перестали его слушаться тоже.

Но Ямаец пока всего лишь распорол и с треском разодрал на Шведе рубашку. Та же участь постигла и шорты вместе с трусами. За какие-то пять секунд Швед оказался совершенно голым. И лежащим на алтаре — холодном, как и все в сумраке.

Ямаец с Тамарой пребывали полупогруженными в сумрак: их было видно и из с первого слоя, и из обычного мира. Видимо, те, кому Питер казался комфортным, иначе не умели. Или не хотели.

Как следует запаниковать Швед даже не успел: в комнате загрохотало. Добротно так, качественно. То есть грохотало в обычном мире, в сумрак доносились только басовитые отголоски. Открылось сразу два портала: Темный и Светлый. Из первого в комнату шагнули Завулон и Лайк, из второго — Гесер и фон Киссель. Кроме того, появились еще Совиная Голова и Хена, но откуда они появились, Швед не понял.

«Ну, слава Тьме! — облегченно подумал Швед. — Вот и тяжелая артиллерия! Не заставила себя ждать…»

— Доброй ночи! — просипел Совиная Голова и вытаращился, по своему странному обыкновению, на Ямайца.

Ямаец хищно оскалился и ушел уровнем ниже На этот раз — целиком. Все, кроме Хены и Шведа, ушли туда же. Озхар тоже. Но ненадолго, спустя секунд десять все вернулись обратно.

— Не трепыхайся, Ямаец (судя по всему, прозвище к Тамариному папаше успело прочно прилипнуть), — посоветовал Гесер. — Сил у нас более чем достаточно.

Ямаец гневно сверкнул глазами:

— Да? Ты так считаешь?

И щелкнул пальцами — похоже, подал знак Тамаре. Та знакомо развела руки и вскинула глаза к потолку. Но потолка она не видела: только бездонно-смоляное небо сумрака над Санкт-Петербургом.

А мгновением позже из алтаря вырвался сноп голубоватого света, отшвыривая Шведа в дальний угол. Швед влип в стену и амебой сполз на прохладный пол; Хена предупредительно подвинулся, освобождая место.

— Не дури, Ямаец. — Гесер остался спокойным. — Все равно ведь размажем.

Тот словно не слышал; он разглядывал Завулона, который, сунув руки в карманы брюк, привалился к стене и тоже не пойми где находился: не то на первом слое сумрака, не то вообще вне сумрака.

— Ну, об этом Чингачгуке я молчу, — сказал Ямаец хрипло, скользнув взглядом по Лайку. — Но ты, Завулон! Что с тобой случилось? Ты теперь якшаешься со Светлыми?