Андрей Егоров - Убить родного дедушку

Я почесал подбородок… и вскрикнул от неожиданности. Передо мной возник бородатый мужик с окладистой бородой. Он наклонился, поднял лопату, любовно погладил черенок.

− Это моя, – заметил пришелец, и я немедленно опознал в нем того странного бородача, который шастал вокруг участка, очевидно, он же шарился по дому и до смерти напугал мою жену, – купил на сельской распродаже возле Сергиево-Посада. Качественный инструмент.

− Папа? – послышался голос Виталика.

− Привет, сынок, – зычным баритоном отозвался Вадим Егорович. Он совсем не был похож на маленького Вадика, лопотания сменила членораздельная речь, а пухлые ручонки превратились в крепкие мужские ладони. Одна из них сейчас сжимала ручку лопаты, и я совсем не был уверен, что этот крепыш из будущего, приходящийся мне сыном, не имеет намерения дать мне лопатой по голове, как я давеча дал его сыну.

Я молчал.

− Я все время наблюдал за вами, папа, – сказал Вадик, – и за тобой, и за мамой, много-много раз наблюдал. И не вмешивался. И тебе, и Виталику нужна была эта встреча. Он совсем отбился от рук в последнее время. Нашел твои тетради, бредил твоими теориями, и, должен сказать, сильно преуспел в их изучении, но, в то же время, успевает и многое другое… – Под взглядом отца мой внук потупил взор, и уши его покраснели. Стало понятно, что он успел совершить много такого, что от родителей обычно стараются скрыть. Думаю, вывернутый наизнанку холодильник был не единственной его провинностью. – Сам бы я никогда! – Вадим снова погладил черенок лопаты. – Но, поверь мне, он это заслужил. – Улыбнулся. – А ты заслужил, папа, встречу с внуком. Ведь ты умер, когда он был совсем маленьким. А я любил тебя и всегда хотел, чтобы ты увидел Виталика. И ты увидел его. Благодаря твоему изобретению вы встретились. О, если бы только другие люди имели возможность также свободно общаться со своими предками, расспросить их обо всем, узнать, как они жили. Это великий дар. Великий!

− Но ведь они имеют эту возможность. Или нет?

− Конечно, нет. Ведь твоя машина хранится только в нашей семье.

− Я уже понял это! – вскричал я. – Но как же так?! Ведь я создавал машину для всех. Почему ты спрятал ее? Как это вышло?!

− Видишь ли, это не я спрятал ее… Это ты.

− Я?!

− Именно. Ты сам сказал, что четырнадцать процентов – это слишком большой риск, и не стоит испытывать материю времени на прочность. Так ты говорил мне не один раз. А я всегда тебя слушал. Я был послушным сыном, папа, хоть ты этого пока не знаешь. Я даже пошел по твоим стопам, как ты этого хотел. Хотя никогда не имел склонности к точным наукам.

− А я говорил, что он бездарь в физике, – влез Виталик.

− Но ведь испытания прошли успешно, – пробормотал я. – Хотя если принимать во внимание целый ряд факторов… – И осекся. Теория природы времени по-прежнему была не доработана. Стоило ли рисковать человечеством, своей жизнью и жизнью родных ради сомнительного эксперимента, пусть и гениального? Кажется, теперь я знал ответ на этот вопрос. Внезапно меня поразила новая мысль: – Но то, что вы здесь, подтверждает тот факт, что вы запустили машину снова?

− Ты сам попросил нас. Ты сказал, что я должен буду замкнуть временную петлю. Иначе может случиться непоправимое. И я замкнул ее.

− И застрелить меня в прошлом тоже я просил? Или это ты сам додумался?

− Это я придумал, – быстро отозвался Виталик. – Интересовался временным парадоксом. Ну, этим. Что будет, если, отправившись в прошлое, ты убьешь своего дедушку…

− Стыдно, молодой человек, – у меня в голосе вдруг зазвучали стариковские нотки, – дедушка тебя любит, а ты в него – из револьвера.

− Да я же не знал, что ты такой четкий, дед! – воскликнул Виталик. – Ну, прости. Я бы никогда не выстрелил.

− Без проблем, – проявил я широту души. – Тем более что ты действительно не выстрелил бы. Я бы тебе не дал. И моя лопата. Что мы за люди такие – револьверы, лопаты? Словно Дикий запад, а не цивилизованная Россия. Пойдемте лучше пить чай, потомки.

− Идем, папа, – Вадим улыбнулся.

− Вам многое нужно будет мне рассказать, – заметил я. – Сколько же лет прошло?..

− Сейчас идет тридцать пятый год новой эры, тридцать пятый год с тех пор, как ты запустил машину.

− Тридцать пять лет, – повторил я. И вдруг осознал, что ощущаю громадную ответственность за этих двоих. Все, что они мне расскажут о состоявшемся будущем, я смогу переделать, а значит изменить его. Я просто не имею права беседовать с ними, потому что неосторожное слово может сделать так, что мой внук вдруг исчезнет, а сын станет совсем не тем, кем он является сейчас. – Стоп! – закричал я. – Мы не должны разговаривать. Я не хочу ничего знать о вас. Я только что понял, что могу вам навредить.

− Ты чего, дед? – Виталик уставился на меня с недоумением. – Мы же с тобой битый час трепались, и ничего.

− А теперь всё, баста, пообщались. Давайте-ка, полезайте в машину времени, отправляйтесь назад, и постарайтесь больше меня не беспокоить.

− Как скажешь, – согласился Вадим. Он, и правда, был послушным сыном. Положил руку на плечо Виталика: – Прощайся с дедом. Мы возвращаемся в свое время.

Виталик кинулся ко мне, и мы крепко обнялись.

− Я буду помнить тебя, дед, – пообещал внук, – всегда буду помнить.

В тот момент, когда оба они забирались в машину времени, я едва не прослезился – так не хотелось расставаться с внуком и, пожалуй, сыном тоже, правда, сейчас он биологически был старше меня, но могу поклясться, я ощущал к нему почти отеческие чувства.

Я нажал кнопку. Клацнуло, зажужжало, и мои потомки исчезли… Я смахнул скупую мужскую слезу, и обнаружил, что лучемет исчез – стервец Виталик стащил его. Оно и к лучшему, подумал я, пусть вернет эту игрушку в свое время. А еще лучше, в папочкин сейф.

Я уже собирался взять телефон и набрать телефон Лиды, чтобы успокоить ее. Но через секунду вновь объявились гости.

− Опять! – вскричал я. Посреди комнаты, как всегда неожиданно, возникли двое – один почти седой в темных очках, другой высоченного роста, под два метра.

− Здорово, дед, – дылда засмеялся. – А мы к тебе! Без тебя теория никак не складывается. Хотя риск составляет теперь всего четыре процента! – В голосе прозвучала гордость.

− Четыре процента – это много, – обретя взрослого внука, я с каждой минутой становился все сварливее и старше, – будем работать. Погоди-ка, – я воззрился на седоволосого в очках. – Это же не Вадим, это же… я.

− Знаешь, дед, кое-что тебе надо знать, – сильно подросший Виталик положил мне руку на плечо. – Мы работаем не одни. Нас много. И все мы – одна большая семья. Мы пребудем с минуты на минуту. А потом отправимся в будущее. У нас консилиум в сто двадцатом. Если ты не возражаешь…